Форум » Цикл "Красное на чёрном" » Глава 6. Формирование кланов. » Ответить

Глава 6. Формирование кланов.

Медведь_жив!: Пермь(нижняя/приуральская), 290 млн лет назад. Солнце вставало над сухой, полупустынной местностью где-то на месте будущей Северной Америки. Лучи его проникали всюду: и меж поросли молодых грибов, и между крупными, трёхметровыми экземплярах, и в заметно обмелевшие со времён конца карбона речушки, и в подлесок зарослей первых хвойных растений – палеоакусов Paleoacus primordium, и в прибрежные скопления заметно измельчавших споровых растений. Тёплый свет согревал всех существ, а голубое небо, на котором не было ни облачка, резко контрастировало с серо-тёмно-зелённой гаммой цветов недавно покинутого нами каменноугольного периода. Различались и, естественно, животные. Благодаря снижению уровня кислорода в атмосфере и исчезновению большей части лесов мы уже не увидим здесь огромных потомков диподов или же ракоскорпионов. Они окончательно и бесповоротно отправились в мелкоразмерный класс. Да и большинство членистоногих и их родственников к этому времени уже это сделали. Чего, правда, нельзя было сказать о ещё одних наших знакомых – динокаридах. Они, конечно, не увеличись в размерах, но и действительно заметного уменьшения с ними также не произошло. По земле шло существо с круглым, в диаметре достигавшим шестидесяти сантиметров телом. Над ним поднимались глаза на стебельках и ноги, подобные ногам паука-сенокосца, в высоту достигавшие тридцати сантиметров в высоту. Сгиб их, высшая точка, был на высоте двух тел этого существа. Морда заканчивалась двумя вполне узнаваемыми креветкообразными придатками, по которым можно было безошибочно определить, чьим потомком он являлся и кем был. А именно – пауком-скитальцем Viatororachnus rotundus. Конкретно же эта особь «странника» - самцом, чей возраст едва-едва перевалил за год. Он родился прошлой осенью, и с тех пор только и делал, что пытался найти территорию, которую мог объявить своей и которую мог обходить единолично, не беспокоясь о том, что кроме него, законного владельца, кто-то посмеет претендовать здесь на роль хищника схожих размеров. И пока не находил ничего подходящего – все укромные местечки были уже заняты или его конкурентами, или хищниками других видов. Вот и сейчас он брёл в лучах рассветного Ра после неудачной схватки за территорию с более крупным самцом. Путь его лежал в никуда и начинался нигде, а длился – постоянно. И назовём мы его, пожалуй, Эрвал – «вечный» на одном из языков Сварога. В данный момент, однако, его «вечности» мог с лёгкостью придти конец. Буквально в нескольких шагах от него всколыхнулся гигантский «камень», будто отряхаясь от ночной темноты. Поддерживавшийся костями вырост на его спине, имевший форму изогнутой на концах трапеции, налился кровью и обнажил свой причудливый орнамент – синий «глаз » на жёлтом фоне. Толстый хвост, бочкообразное туловище, мощные ноги, почти прямоугольная рептилийная голова – это существо узнать было довольно просто. Взрослый веловитус Velovitus major, длиной в четыре метра и весом под тонну, высотой – вместе с парусом – в три, без него – еле-еле один, начинал согреваться под воздействием утреннего Ра. И не только он – местность, которая раньше казалась просто скалистой, превратилась для скитальца в настоящее минное поле, по которому он перепуганно носился, шарахаясь даже от вставаших детёнышей. Эти существа, конечно, были для него безобидны, как и для всех остальных жителей экосистемы. Они являли собой крупнейших её травоядных, и уж кто-кто, а другие животные в их рацион явно не входили. Тем не менее, вставать неожиданно веловиты определённо умели. Прометавшись по территории их стада около получаса, Эрвал вышел из неё в состоянии тяжёлого шока. Ноги паука заплетались от постоянных виляний туда-сюда, а глаза испуганно озирались по сторонам – нет ли опасности? Насколько он мог увидеть – нет. Успокоившись и переведя дух от «гостеприимства» пеликотериид, к которым встреченные им «парусники» и принадлежали, аномалокарид продолжил свой путь. Тот привёл его к нескольким одиноко стояшим, но достаточно крупным грибам. Первый внимательный взгляд под их шапки показал: они были свободны для проживания. На данный момент – так уж точно. Аккуратно вскарабкавшись на один из них, виаторорахн принялся ждать – либо ночи, когда можно будет начать активную охоту, либо неосторожной добычи, у которой не хватит ума, проходя под грибом, посмотреть наверх. А ждать и того, и другого – пришлось бы долго. Утро в ранней перми Сварога было мёртвым временем, когда ночные существа уже прятались по укрытиям, а дневные – ещё не согрелись. Неподалёку, впрочем, уже раздавался чей-то рёв. Доносился он с болота, где просыпались главные хозяева местных водоёмов, существа прелюбопытнейшие, но на момент приуральского отдела уже достаточно архаичные. Длинные хвосты, цилиндры туловищ, мощные ноги, головы в форме лишь слегка прямоугольной трапеции. Три метра в длину, голая, почти амфибийная кожа. И всё это – теродонт, земноводный хищник, родоначальник той же ветви, к которой принадлежал веловитус – ветви синапсид, которой суждено было породить млекопитающих в далёком будущем. Но конкретно эти существа, век доминирования которых пришёлся на поздний каменноугольный период, уже подходили к концу своего существования, и громкий, гортанный звук, вторгавшийся в тишину рассвета, всё реже можно было услышать по мере осушения климата. Эрнал, можно сказать, был одним из последних поколений счастливчиков, которым это ещё могло удасться. И единственными, кто могли не оценить это, так это они, совершенно бесчувственные и равнодушные к исчезновению чего-либо рядом с собой. Наш скиталец также не почувствовал, как рёв медленно, но верно стих, понемногу сойдя на нет. Наступал тёплый день раннепермского сентября, а это значило лишь одно: скоро здесь должна была появиться добыча. Оставалось только затаиться и быть готовым к броску в любой момент. Что, собственно, паук уже делал с той самой поры, как забрёл сюда. И его старания очень скоро обещали быть вознаграждёнными. Спустя несколько часов появился, наконец, первый кандидат на становление его обедом. Под ним бежал гексазавр Hexasaurus normalis – типичный представитель своего рода, более всего напоминащий окрашеннную в рыжее ящерицу с ещё не до конца сформировавшейся чешуёй, тоненьким хвостиком, длинным телом и типично ящеричной головой, разве что немного более уплощённой. Чем он действительно отличался – так это тремя парами ног и сравнительно крупными размерами - до семидесяти сантиметров в длину. Нам такой размер, естественно, не совсем привычен: разве что вараны снисходительно посмотрят и напомнят о своём существовании. На Свароге же ящерицы и не таких высот достигнут. О них, впрочем, мы ещё успеем поговорить. Пока же посмотрим на цель Эрвала. Гексазавр явно находился в поисках добычи – мелких насекомых и детёнышей более крупных видов живых существ – тех же веловитов. Глаза его бегали туда-сюда, стараясь не пропустить ни малейшего движения вокруг охотника. Не ускользнул от него, конечно, и паук. Увидев готовящегося к атаке хищника, он резко сменил направление движения, в секунду выбежав из поля обзора собравшегося прыгать виаторорахна. Тот, инстинктивно оценив ситуацию, инстинктивно же понял, что в этой погоне у него не было никаких шансов, что когда он приземлится, то шестиногая рептилия уже будет в десятках метров от него. А при прочих равных и категорическом желании остаться в безопасной сени шапки гриба охоты безрассудствовать у аномалокарида определённо не было. Вцепившись в тело гриба, он, едва на нём удержавшись после практически совершённого прыжка, продолжил нести свою вахту. У него было много времени впереди. Ра ещё только достигал зенита. Осенний день обещал и другие перспективы, а убегавший гексазавр был далеко не лучшей из них. И Эрвал ждал, к полудню выбравшись на шляпу гриба и нежась в лучах звезды: ему тоже нужно было тепло. Бояться там так и вовсе было нечего. Летающих хищников, представлявших хоть какую-то опасность, не было, а те, что становились источником головной боли, его здесь просто не видели. А вот ему открывался прекрасный вид. На востоке были болота, на юге – исчезающие леса, на севере – пастбище веловитов, а на западе в смутной дымке он различал лишь несколько гигантских кругов, медленно перемещавшихся по земной поверхности. То были степные кальмары Archeosteppocalmarus praecox – трёхметровые в высоту и двухметровые в длину головоногие, доведшие все черты второго их сухопутного поколения – позднепалеозойского – практически до совершенства. Маленькие, но мощные ноги, длинные хватательные щупальца, закруглённые до конца раковины, крупные «глаза-обскуры». Расцветка их из коричнево-зелёной стала жёлтой, позволявшей лучше маскироваться в новых условиях. Хотя, теперь они могли бы себе позволить любую: мало какой хищник осмелился бы напасть на них теперь, когда они достигли таких размеров (спасибо примитивному органу, похожему на лёгкое, за это!). Особенно взрослые особи. Но, тем не менее, был один колосс, который вполне мог на них покуситься, а это значило, что лишний раз перестраховаться не мешало. Его, однако, мы увидеть успеем. А пока понаблюдаем за мелким родственником степного кальмара, незамеченным для Эрвала выползшим на шляпку. Это была одна из первых улиток – альтернативной ветви развития головоногих, которая разменяла четыре пары ног на одну, зато какую – размером во всю их двадцатисантиметровую длину! Тело обрело «шею» - и глаза на стебельках, точь-в-точь как у динокаридов. Также они приобрели способность полностью прятаться в раковину, а язык их начал становиться радулой, с помощью которой они в будущем с лёгкостью смогут прогрызать даже самые твёрдые грибы и поедать их. На данный же момент приходилось довольствоваться лишь самыми мягкими частями плодового тела. А ещё – стараться, чтобы не заметили более проворные хищники. И иногда это удавалось, но не сейчас. Не успел он преодолеть и половину пути по шляпке, как вставший на свои «ходули» виаторорахн заметил его. Сделав пару шагов, спокойно нанёс смертоносный удар своими выростами, раздробивший недостаточно прочную раковину брюхоногого в считанные секунды. Дело довершил клюв. Его хруст ознаменовал собой удачную охоту Эрвала – первую за последние два дня. Если, конечно, этот перекус можно было назвать хоть сколько бы то ни было питательным. Аппетит паука окончательно разыгрался, требуя больше еды и отказываясь принимать столь незначительную подачку. Пришлось возвращаться на своё привычное место охоты в засаде и ждать кого-то слишком невнимательного – либо же ночи, дабы самому начать активную деятельность. Тень от гриба, было исчезнувшая, тем временем начала увеличиваться, двигаясь по мере движения светила по небосводу. Аномалокарид, не шевелясь, продолжал упорно смотреть вниз. Терпению его уже давно подходил конец, он, казалось, на физиологическом уровне, всем телом желал сорваться и пойти на новое место охоты – здесь-то ловить ему явно было нечего и некого. Улитка, которой ему едва-едва на перекус хватило, была не в счёт, равно как и словно издевавшиеся гексазавры, один за другим замечавшие его и убегавшие, стоило пауку хотя бы шевельнуться. И как бы он не метался между тремя грибами, ничего путного не выходил. Шестиногие рано или поздно всё равно распознавали его. Порой можно было бы предположить, что они оповещают друг друга о том, что здесь находился хищник. И мы бы, конечно, это сделали, если б не понимали, что даже они ещё были достаточно примитивны для такого шага, а уж виаторорахну даже попытки вычислить что-либо было бы смешно. Он упорно продолжал вымаливать у судьбы свой счастливый час, свой маленький кусочек чьего угодно – только, пожалуйста, не улиткиного! – мяса. Есть хотелось, конечно, ужасно. И ему ещё повезло – он не страдал от обезвоживания. Куда хуже приходилось земноводным, за это время ставших либо «живыми капканами», без особых проблем вытеснившими мусципогнатов из их привычной ниши, либо практически полностью сухопутными видами из группы амплитеррестрисов. Один из них сейчас, представитель типичного, пожалуй, для всего отряда, вида – акваконседера Aquaconcederus major, отчаявшийся найти в сухой полупустыне хоть сколько бы то ни было крупный источник влаги, сейчас попытался найти хотя бы тень и, пообедав сочными грибами, восстановить баланс воды в своём организме. На его беду, ноги принесли его прямо на обеденный стол Эрвала. Тот, не мешкая, кинулся на амфибию – и, поспешив, допустил просчёт, приземлившись в нескольких сантиметрах от неё. И лишь тогда смог разглядеть подробно. Перед ним было пятидесятисантиметровое существо, покрытое твёрдой кожей с начинавшей появляться чешуей. Четыре ноги у него были сильные, приспособленные для достаточно долгого перемещения по суще – не то, что у карбоновых собратьев. Хвост был толстым, помогавшим балансировать на бегу. Тело – крупным, но не округлым. Шея акваконседера здорово потолстела по сравнению с предшественниками, голова уменьшилась относительно размеров тела, зато мышцы её стали куда более мощными, а зубы – значительно острее. Общая форма была ромбической, типично амфибийной и немного отличавшейся от теродонтовой более заметным затылочным подъёмом. Главная же особенность заключалась внутри этой самки. Она была беременна, но не икрой, а яйцами, которыми было суждено вылупиться сразу же после откладки. Так им было значительно безопаснее, чем в воде, учитывая осушавшиеся в последние годы реки и озёра да проснувшиеся аппетиты стрекозубок, уже нанёсших достаточно сильный вред популяции их водных родственников. Конечно, у самки в связи с этим резко повысилась ответственность, да и замедляли её не родившиеся дети, что давало меньше шансов выжить при побеге от хищника. Но за всё в природе приходилось платить. Но в ранней перми из двух зол меньшим оказалась повышенная материнская смертность. Правда, эта конкретная особь, так некстати забредшая под гриб, печальную статистику пополнять не собиралась. Она, едва почувствов, как сзади неё возник силуэт в два раза больше неё, испуганно едва ли не прыгнула с места. И прыгнула бы, если б не была отяжелена грузом родительницы. С ним же – только резко побежала, заставив шипы креветкоподобных выростов вонзиться в землю. И пока членистоногое их вынимало, она уже убежала на достаточно далёкое от него расстояние. Эрвал было попытался преследовать её, но, проделав путь в пару десятков метров, повернул обратно. На открытом пространстве он был слишком уязвим, да и оторвалось земноводное от него на приличную дистанцию. Нивелировать её было бы затруднительно и разве что измором, а чем дольше он бежал по этой полупустыне, тем больше рисковал быть съеденным кем-нибудь покрупнее. Поэтому виаторорахну ничего не осталось, кроме как вернуться на свой гриб. Ему опять не повезло. А Ра, тем временем, медленно, но верно готовился к путешествию по подземному царству. День подходил к концу. Светило уже было на закате, когда Эрвалу, наконец, вновь посчастливилось увидеть живое существо, которое хоть сколько бы то ни было годилось ему в добычу. Веловиты, посетившие заросли пару раз, на это явно не годились, наоборот, ему самому пришлось бегать от них на верхушку гриба, дабы не провоцировать бессмысленные и беспощадные приступы агрессии травоядных в отношении себя. Земноводных и гексапод в округе пока так и вовсе не наблюдалось. И новый визитёр к ним явно не относился. Об этом свидетельствовали четыре тонкие лапы и чешуя, покрывавшая практически всё тело – маленькое, с длинным, правда хвостом, короткой шеей. Верхняя часть черепа образовывала небольшой изгиб с высшей точкой на макушке и спускавшийся вниз к носу и шее плавным полукружьем. Окрашено существо было в помесь грязно-зелёного и песочного цветов. В длину оно достигало сорока сантиметров, будучи лишь немного короче паука – другое дело, что тот был гораздо щире и выше. Существо это звали эйкозавром Aikosaurus archeos – в память об одном из самых известных палеонтологов Сварога, Р. Эйке, трудившемся на раскопках в конце девятнадцатого – первой половине двадцатого века, а помимо этого – участнику аж двух мировых войн. Не самому успешному или героическому, конечно, но участнику. И поэтому, когда он уже умер, в его честь назвали существо, бывшее во многом на него похожим. Они оба были родоначальниками. И если благодаря Рою новых высот достигла палеонтология, то без эйкозавра не появилось бы подавляющее количество видов в течение следующих геологических эр. Это был один из первых диапсидов на планете. Одна из первых истинных рептилий. Синапсиды, естественно, не в счёт – они, хоть формально к этой группе живых существ и принадлежали, были ближе скорее к акваконседерам, нежели к виду самца, забежавшего сейчас под сень гриба. Он явно устал – очевидно, отрывался от долгой погони. А значит, шанс того, что он заметил Эрвала, был критически мал. Артропод, впрочем, медлил, выжидал, пока добыча останется стоять на месте, а не будет беспокойно щататься вокруг гриба, всё ещё не отойдя от преследования. Второго промаха ему категорически не хотелось. Минуты две он прицеливался, прежде чем, наконец, прыгнуть. И следует признать, долгое выжидание дало свои плоды. Когда паук приземлился, рептилия оказалась точно между его ног. Удар выростами пришёлся точно по её голове, даровав мгновенную и безболезненную смерть. Подтянув ящерицу к себе, виаторорахн принялся медленно, но верно пожирать её. Не учёл он только одного – маленькой полоски крови, тянувшейся вслед за, как оказалось, раненым самцом. И вскоре за ним, уже почти доеденным, пришли те, кто по праву мог считать эту добыу своей. Звук, оповестивший увлёкшегося поеданием Эрвала об их появлении, был бы рёвом грозного хищника, если бы не одно обстоятельство. В длину они едва достигали восьмидесяти пяти сантиметров, и на фоне тех же теродонтов скорее забавно пищали. Тем не менее, уж для кого-кого, а для виаторорахна они опасность представляли. Это были существа значительно более прогрессивные, чем он, к тому же, орудовавшие в паре. Передние конечности их, в отличие от лап большинства местных обитателей, были не согнуты под углом в девяносто градусов, а полуприподняты. Ступни были пальцеходящи, тело – поджарое, мускулистое, круглое, с коротким, хвостом. Особый же интерес представляла голова на относительно длинной шее. Она была крупной, с большим мозговым отделом, но неприлично короткими и маленькими на этом фоне челюстями, наносившими, тем не менее, один из самых сильных укусов ранней перми. Существо это звали микрогоргонопс хорькоподобный Microgorgonops mustelomorphus, и не было в этот период более развитого, чем он, существа. Это был кардинально новый виток эволюции - один из первых высших синапсид в истории Сварога, ближайший родственник предков млекопитающих и первый из горгонопсов, главенствующих хищников на планете на много миллионов лет вперёд. Он сам, однако, был не столь устрашающ, как они. Свидетельством тому стало то, что аномалокарид, отбросив хвост рептилии в сторону, принял бой даже против двоих представителей этого вида. Или это следовало признать свидетельством глупости аномалокариса? Бой-то, следует признать, был не то чтобы честный. Мало того – уникальный. Дело в том, что чисто физически встретить пару совместно охотящихся микрогоргонопсов в условиях ранней перми практически не возможно. Тем более, что это была семейная пара – охотящиеся вместе самец и самка, причём охотящиеся не абы когда, а в раннем сентябре, когда в самом разгаре был сезон выращивания детёнышей, во время которого большинство самок обычно сидят в норках со своими чадами, а наружу выходят особи мужского пола. Так было обычно - но не в случае этой конкретной пары. Они своих детёнышей потеряли в неравной схватке со старым и крупным самцом теродонта, решившего в связи с невозможностью исполнения функций «капканщика» начать разорять жилища других существ близ реки. В числе несчастных оказались и эти двое охотников. Вот только вместо того чтобы разойтись после смерти малышей, они почему-то остались вместе друг с другом, продолжая носить добычу в разрушенное логово. На лицо было явное отклонение от нормы и яркое проявление слепо-примитивного родительского инстинкта. Исправить тут что-либо могло только окончание брачного сезона либо удачное выращивание следующего потомства – срок достаточно долгий, несколько месяцев, а то и лет. И он бы определённо удовлетворил исследователей-биологов, которые за это время выявили бы природу этого феномена. Но вот кого он явно не радовал, так это нашего аномалокариса, с большим трудом отбивавшегося от наседавших на него двух синапсидов. Передняя пара его конечностей неустанно махала в обе стороны – благо, что обойти его, упёршегося спиной в гриб, не предоставлялось возможным. Креветкообразные выросты пускались в ход, когда микрогоргонопсы совсем уж одолевали – а это происходило всё чаще. Удар за ударом, они приближались к его голове всё ближе, нанося уже чувствительные удары по ногам. Эрвал инстинктивно осознавал, что песенка-то его, скорее всего, уже спета и глаза его концентрировались скорее на путях отступления, а не на атаковавших его оппонентах. Задние конечности его потихоньку заползали на гриб. Пятиться было непривычно и ново для него, но чего только не сделаешь ради выживания. И тем не менее, ему это удавалось. Медленно, но верно, периодически сползая ради ударов пытавшихся допрыгнуть до него звероподобных рептилий, он залезал наверх, спустя пятнадцать минут, наконец, оказавшись вне зоны их досягаемости. Микрогоргонопсы попытались было забраться на гриб, но не вышло. Их ноги были приспособлены для бега, а не для карабканья на производителей хлорофилла. Им пришлось отступить. Причём вместо того чтобы хотя бы попытаться взять аномалокарида осадой, они вдруг быстро сорвались с места. Их напугали звуки вибраций, которые Эрвал чувствовал гораздо хуже, и топот, раздававшийся издалека, которые виаторорахн тоже слышал, но не обращал такого внимания. Там, куда он заполз, ему не грозило уже ничего и никто. Паук восстанавливал силы после схватки на самой верхущке своего гриба. Неподалёку же в это время разворачивалась ещё одна охота, оповещения о которой и испугали микрогоргонопсов. По земле полупустыни бежали двое их кузенов. Бежали в направлении обиталища членистоногого. Преследуемым был уинтацефал Uintacephalus toros. Три метра в длину, метр в высоту, одна тонна чистого веса. Бочкообразное туловище без хвоста, колонноподобные ноги, твёрдая, практически непробиваемая кожа. Короткая, но мускулистая шея. Ключевой особенностью была голова - по общей форме вполне типичная для травоядных синапсид – прямоугольная, с закруглёнными концами, в деталях она сильно отличалась. Начать хотя бы с зубов – квадратных, предназначенных специально для срывания или откусывания частей растений. Жевать он пока ещё, конечно, не умел, но это было одно из первых травоядных в истории Сварога и определённо едва ли не самое крупное в ранней перми, соперничающее с разве что веловитом, получающим преимущество за счёт своего паруса. Было у него и достойное вооружение – пять маленьких рожек – костных выростов, один из которых располагался на носу, а две оставшиеся пары располагались чуть ближе к глазам и прямо над ними соответственно. Но даже это существо, вооружённое до зубов, не было неуявзимым, даже оно не чувствовало себя в безопасности в этом мире. Причиной этому был вид преследователя этой особи. То была настоящая легенда этого периода, культовая в некотором роде фигура, один из самых известных хищников в истории Сварога. Король звероподобий приуральского отдела и прочая, и прочая, и прочая. И, дамы и господа, разрешите вам его представить. Да здравствует Их Величество диметросфен Dimetrosphenos mirabilis! Перед нами гигантский его самец, достигающий более четырёх метров в длину, весящий около восьмиста килограммов. На спине его был парус, обычно бледно-жёлтый, но сейчас налившийся оранжевым – так интенсивно работала кровеносная система, теперь осуществлявшая охлаждение организма, нагревшегося во время погони. На голой коже не выступало ещё пота – железы, выделяющие его, пока не образовались. Тело этого колосса было похоже на тело его кузена – веловита, только менее массивное, более мускулистое и поджарое. Хвост, опять же, был был гораздо тоньше. Но особо замечательной была голова – со спуском от затылка к носу крупными надбровными дугами, сильными челюстями, поддерживаемыми мощными мускулами шеи. В ротовой полости же было, пожалуй, их главное прогрессивное преимущество – дифференцированные зубы. Клыки, разрывающие тушу, и резцы, её измельчающие. Такие же, кстати, были и у микрогоргонопсов, и в том – полная заслуга хищных пеликосфенов – их предков, мелких и вымерших родственников диметросфена. Отдельно следует отметить и лапы – а, быть точным, их острейшие когти, которыми самец сейчас вцеплялся в уинтацефала, пытаясь повалить травоядного титана, а попутно – нанести как можно более серьёзные раны. Ему это не то, чтобы удавалось: толстокожий уинтацефал был самой тяжёлой целью для этих хищников, и победить его было задачей очень трудной даже для таких колоссов. Собственные силы редко помогали. Приходилось проявлять охотничью смекалку. Чаще всего, правда, это происходило случайно. Как сейчас, например – в попытке повалить добычу наземь, диметросфен, резко изменив направление её движения, ударил её о гриб. Тот, не выдержав удара мощного лба, пошатнулся, здорово обеспокоив сидевшего на нём виаторорахна, вынужденного перепрыгнуть на соседнюю шляпку – мускулатура ног позволяла. Самому же травоядному от мощного удара так и вовсе не суждено было оправиться. Стоило ему остановиться, пытаясь прийти в себя после столкновения, как острые клыки диметросфена впились ему в шею, разорвав трахею. Смерть была обеспечена. Подождав, пока его жертва закончит биться в судорогах агонии, пеликосфен принялся за поедание. За пару часов самец съел практически всю тушу – вплоть до кишок, даже сравнительно тонкие кости сумел разгрызть. Закончив же трапезу, устроился на ночлег между трёх грибов. И, если бы не был настолько сыт, приправил бы свой ужин десертом – спустившимся вниз Эрвалом. Виаторорахну повезло куда меньше, чем его коллеге – сегодня он так ни разу хорошо и не поел. Тем не менее, перекус в виде улитки и хоть какое-то утешение, выраженное в эйкозавре, можно было занести в актив этого дня. А вот выбор места для охоты – определённо нет. Пришлось, рискуя жизнью, спускаться вниз. Тихо, незаметно пробравшись мимо хищника-колосса, он, семеня быстрыми шагами, направился прочь от злосчастных грибов. Его путь лежал дальше. Он выиграл свою схватку за жизнь сегодня. И теперь он удалялся в ночь, навстречу своим новым битвам. Непроигравший и непобеждённый, вечный странник ранней перми. На этой ноте мы его покинем. Наша тропа, Тропа Времени, ведёт нас ещё дальше – в поздний пермский период, в финальное сражение за крепости «Суша» и «Сварог». Противостояние жизни и планеты вошло в решающую фазу.

Ответов - 0



полная версия страницы