Форум » Цикл "Красное на чёрном" » Глава 7. Решающий раунд. » Ответить

Глава 7. Решающий раунд.

Медведь_жив!: По правилам решающего раунда игра идёт на шесть очков. Победитель выигрывает игру со счётом 6:0, проиравший уходит ни с чем. Из правил игры «Что? Где? Когда?» Пермь(верхняя, татарский отдел), 255 млн лет назад. Территория современной Сибири. Ну что ж, вот мы и подошли к кульминационному моменту борьбы, продолжавшейся более трёхсот миллионов лет. Борьбы между планетой и жизнью, океаном и жизнью, наконец, сушей и жизнью. К каким только средствам только не прибегала неживая природа, чтобы уничтожить живую, стереть кембрийскую биоту вкупе с остатками вендобионтов с лица Сварога – и каждый раз те спасались, становясь всё более совершенными. Даже комета Швейцеля, упавшая два десятка миллионов лет назад и уничтожившая огромное количество видов, не сумела остановить победоносное шествие войск Её Величества Жизни. Казалось, сражение выиграно и впереди лишь недосягаемая бесконечность самого Времени, на протяжении которого только и оставалось, что развиваться дальше и довольствоваться триумфом в битве со всем миром. Но, увы, ликование, даже если таковое и было, было преждевременным. Тому была одна-единственная причина. К концу пермского периода все континенты на Свароге соединились в единый материк – Пангею. Более того, на его северо-востоке, на территории будущей Сибири, активизировались вулканы Уральских гор, тогда ещё молодых и высоких. Их интенсивная деятельность способствовала резкому глобальному потеплению. На планете наступала засуха, беспощадная и жестокая. Засуха, которой, казалось, не было конца. Засуха, убивавшая всех и вся на своём пути. Засуха, бывшая последним оружием, козырем в рукаве, призванным обеспечить неживой природе полную и окончательную победу – по крайней мере, на суше. Засуха, противостоять которой было невозможно. Множество видов пало ещё в первые миллионы лет, к поздней перми осталось настолько мало, что и говорить неприлично – не более двадцати процентов от видового разнообразия начала периода. И даже эти двадцать процентов уже были под угрозой вымирания. Но тем не менее, они продолжали бороться за жизнь на иссушенных солнцем пустынных землях. Мы проследим жизнь вокруг одного маленького озерца, затерянного в Сибири – не холодной, а наоборот, слишком жаркой и слишком близкой к вулканам. Озерца, которое, следует заметить, дышало на ладан, очевидно, уже не первый месяц. В диаметре оно едва достигало пары десятков метров, берега его давным-давно превратились в жидкую грязь, в которой то и дело растягивались местные обитатели. С другой стороны, в таких условиях могло быть и хуже – благо, водоём подпитывался грунтовыми водами, выходившими на поверхность в районе его дна, а земля вокруг ещё сохраняла относительное плодородие. Для грибов, преимущественно – их корни, уходившие на десятки метров в глубину, позволяли им существовать относительно недурно даже тогда, когда окружавшие их хвойные, самые выносливые из растений, практически засохли. Они по-прежнему занимались фотосинтезом и обеспечивали пищу и тень многим интереснейшим видам существ. Во второй раз в истории именно они стали средоточием жизни на суше. «Грибные оазисы» стали настоящим спасением для всех животных в это время по всей территории Пангеи. И этот не был исключением. Низшую ступень пищевой цепочки в его экосистеме представляли существа, по странному стечению обстоятельств заслуживавшие этого менее всего. Это было третье поколение синапсид, маленькие «зверьки», обитающие преимущественно в разветвлённой системе нор под грибными зарослями и питающиеся корнями и клубнями фотосинтетиков. Жили они парами, а звали их - дидонты Didontus primordium. В длину достигали сантиметров сорока, весили не больше килограмма. Хвост у них был относительно короткий, ноги – приподнятые, стоящие почти вертикально. Тело – кругловатое, явно сигнализировавшее о том, что они были травоядными. Шея у «первых двузубых» была относительно длинная, но самым необычным, как это повелось у синапсид, была голова – короткая, практически идеально круглая, лишь с носовым сгибом и подъёмом позади затылка. При этом относительно тела она была крупной, с большими мозгом и глазами, позволявшими лучше видеть в норах. Из челюсти выдавались два клыка – характерный признак его рода, потомков теродонтов второго поколения – биармотериид. Зубы внутри были достаточно хорошо приспособлены к поеданию растений – основному методу добычи пищи у них. И жили бы они припеваючи да в безопасности, если бы не одно «но». Приходилось им выходить попить воды – той, что в клубнях содержалось, было не то чтобы недостаточно, но для полного счастья в разгар засухи их явно не хватало. Вот и сейчас самец поднялся наверх, высунув свою голову из норы, проверяя, нет ли кого поблизости. Увидел он лишь двух дравшихся соседей, выяснявших отношения по поводу того, кто на чью территорию забрёл. Выбрав удачный момент и проскользнув мимо них, дабы не устраивать кучу малу, он выбежал из грибных зарослей и оказался практически у самого берега озера. И здесь перед ним вставала самая трудная задача – промчаться по грязи и не увязнуть в ней. Это хищники громадные могли себе позволить мерно, с достоинством прохаживаться по ней, дабы не поскользнуться, а ему, маленькому травоядному, такая роскошь была непозволительна. Практически галопируя, как можно сильнее подведя ноги под тело, он в несколько прыжков перемахнул через полосу зыбучего ила, оказавшись по колено в воде. И лишь тогда со спокойной душой и относительно чистой совестью принялся пить её. Она, конечно, была грязновата, но ему вполне и таковой было достаточно. К тому же, надо было спешить. Такое затишье, как сейчас, на водоёме выдавалось крайне редко. И в любую минуту оно могло с лёгкостью прерваться, поэтому пить приходилось быстро. Утолить жажду в один присест было так и вовсе невозможно, ибо проиходилось оглядываться по сторонам – не появилось ли в округе какого плотоядного, до того появившегося в округе. Сделав таким образом пару десятков глотков, Наарт – так, с вашего позволения, я нареку этого самца, устремился обратно в заросли. Бесконфликтно проскользнув между своих соседей, по-прежнему дерущихся, он шмыгнул в нору, вернувшись к своей паре – Гудрун, так мы её назовём. Вернулся как раз вовремя, надо заметить. На водоёме появился хищник. Из-за не очень крупного, но всё же угрожающе нависавшего над озерцом бархана, появилась вытянутая, прямоугольная голова на длинной шее. Из челюсти её выдавались крупные клыки – идеальное оружие убийства. Черепная коробка хранила сложный головной мозг, принадлежащий, бесспорно, существу на то время весьма и весьма умному. А вскоре выступило и поджарое, сухопарое тело с большим, державшимся параллельно земле хвостом. На три метра над землёй его поднимали идеально подведённые под тело пальцеходящие ноги, а в длину плотоядное достигало пяти метров. Окрашено оно было в наполовину маскировочный жёлто-коричневый цвет. Кто это? А это «громовая собака» Brontocinos vastus, огромный горгонопс, потомок тех мелких существ, которых мы видели в ранней перми. Теперь же он стал самым крупным охотником на всей планете – за исключением, конечно, громадин в морях, - настоящим царём протозверей. Не торопясь, гигантский самец обхаживал свои владения – огромную территорию площадью в пару сотен квадратных километров. Сейчас он пришёл в её центр, место своего отдыха. Пришёл с той же целью, с которой на озерцо наведывался дидонт – утолить свою жажду после неудачной утренней охоты. А ещё неплохо было бы переждать здесь самые жаркие часы дня, когда его короткая шёрстка из-за появлявшихся на коже потных желёз и их выделений промокала практически насквозь. Горгонопс подошёл к озеру. С трудом, поскальзываясь, преодолев слой грязи, он, наконец, добрёл до воды. Вгляделся вглубь: чисто. Впрочем, он мог бы не и проверять. Амфибии, которых он мог бояться, здесь давно не водились, как и на всей территории бывших Ангариды и Лаврентии. Они давно ушли на юг, в Гондвану, где ещё могли протянуть последние миллионы лет жизни на суше. Север Пангеи же остался без земноводных хищников, к тому моменту представленных в основном традиционными четвероногами – плакоцефалы вымерли ещё в позднем девоне, а около 310 млн лет назад за ними последовали шестиногие визави. Остались лишь немногочисленные живые капканы да их наземные родственники – по-прежнему живые со времён прошлого путешествия и вполне себе здравствующие – опять же, не здесь. Здесь им не было места. Зато горгонопсы могли спокойно, в отличие от сотен тысяч поколений своих предков, пить воду, не опасаясь, что на них нападут – из неё, так уж точно. Эта стихия стала безопасной – жестокой ценой вымирания хищников, живших в ней. А вот на суше они, можно сказать, процветали. Пока голодный, но хотя бы утоливший жажду титан удалился в тень деревьев, на сцену вышли новые лица. Первым из них был примордиолепид Primordiolepidus minor. Существо он был маленькое – сантиметров двадцать в длину от силы, но вот по значению он здесь далеко не последний. Это представитель второго поколения диапсид, один из самых прогрессивных видов среди них. А ещё это предок ящериц. Да-да, от этого маленького существа родятся гиганты-василиски, обитающие на противоположном конце света и через сотни миллионов лет. Вместе с тем, в нём уже заложены их основные черты. Горизонтально поставленные ноги, длинный хвост, короткое туловище. Голова не слишком уж и крупная, вполне характерная для ящериц – маленькие глаза, ярко выраженные надбровные дуги, формирующие трапецию верхней челюсти; треугольно-плавный подъём нижней. Небольшие, но острые зубы, предназначенные для поимки и поедания насекомых. Мозг размерами также не выделялся – к числу самых сообразительных существ ранней перми «первородного» определённо нельзя было отнести. Да и по критерию общего развития, как мы видим, это существо нельзя было причислить к самым высокоразвитым в этот период. Но, тем не менее, это был вид, создавший практически идеальный архетип существа, занимавшего нишу мелкого насекомоядного. Довести его до совершенства суждено, конечно, не ему – но он был первым, и он заслужил своё особое место в истории развития наземной суши. Как и тот, кто сейчас затаился за грибом в засаде. Два узких, «крокодильих» глаза наблюдали за ящерицей, выжидая, пока та, почувствовав себя в относительной безопасности, примется пить воду, перебравшись через наименее широкий участок вязкого песка. Убедившись, что примордиолепид на него не смотрит, существо, выйдя из тени, резко разогнавшись, атаковало. Его длинное, полутораметровое тело несли почти вертикально поднятые ноги, двигался он почти галопом, врезаясь острыми когтями в почву. Балансировать помогал сильный хвост, а добычу так и жаждала поглотить уплощённая голова с челюстями, полными острых зубов, поддерживаемая сильной, мускулистой шеей. Характерен был и большой размер мозгового отдела черепа, почти равный таковому у тех же дидонтов или горгонопсов. Это был один из первых архозавров, протерозухоморф Proterosuchomorphus carnivorous, предок или, быть может, дядюшка динозавров, крокодилов, птерозавров и многих других видов «властных ящеров». И сейчас она, в галопе растянувшись во всю длину в грязи, наделав кучу излишнего шуму, всё-таки ухватила передними зубами ящерицу. Казалось, песенка той всё равно спета, но тут хищник наткнулся на совсем неожиданную для себя проблему, более того – незнакомую всем его предкам. Добыча пожертвовала частью себя ради спасения всего туловища. Проще говоря, примордиолепид сделал то, что обычно делают ящерицы – отбросил хвост. Многие юные хомозухи- и гекатонхейры-исследователи сталкивались с этим, но для хищника это был первый подобный опыт. Да, видимо, и последний. Разбуженный этим копошением, горгонопс наглядно продемонстрировал, что негоже нарушать сон верховных плотоядных в экосистеме. В быстром броске из зарослей грибов он в два приёма оказался перед протерозухоморфом и одним укусом мощнейших челюстей обезглавил его, обеспечив себя таким образом кое-какой добычей на этот день. Проглотив по частям «самое раннее подобие крокодила», которому даже броня на спине не помогла, он, удовлетворённый проведённой образцово-показательной казнью, удалился в заросли, где в это время происхоило какое-то странное копошение. Из норы Наарта и Гудрун вылетали горстки песка и доставалось какое-то странное шипение, разбавляемое их злостным полурычанием-полуписком. Горгонопс, почувствовав запах еды, встал около входа в тоннели дидонтов, и, отложив свой сон на некоторое время, принялся ждать добычу. И стоило чёрному брюшку показаться на поверхности, как челюсти гигантского хищника вцепились в его обладателя. Подбросив виаторорахна в воздухе, он одним укусом перегрыз его напополам, а затем – съел. Посчитав, что с него достаточно, направился на своё место отдыха. Восстановиться толком он не успел, да и на переваривание пищи тоже было нужно определённое время. Дидонты же, с большим трудом и посторонней помощью отбившие жилище от незваного гостя, едва не прикончившего их в их же доме, направились вглубь. Путь Наарта и Гудрун лежал на самый низ их норы, где они приступили к продолжению основного занятия своего вида – раскопкам, бесконечным, но весьма полезным для них – именно путём углубления разветвлённой сети тоннелей они находили себе пищу: грибницу и клубни. И за этим занятием, собственно, они и собирались провести остаток дня. Были уже предзакатные часы, когда они оторвались от своей работы. Ра начинал заходить за бархан, окрашивая заросли в неестественно оранжевый оттенок. Озеро приобрело тёмно-синий цвет, вновь став возбуждать подозрения и ощущение близости опасности в тех дидонтах, которые подходили к водоёму. Благо ещё, что бронтоцин, передохнув недолго, удалился на очередную охоту. В его отсутствие, впрочем, пришла опасность куда более значительная. Миниатюрное землетрясение, отвлёкшее синапсид-трудяг, было на деле топотом самых крупных травоядных этой экосистемы. На водопой пришла грозная сила, более смертоносная, чем любой хищник. Стадо гигантских анапсид, потомков плакозавра – хоспеозавров Hospeosaurus infrapostus. В длину они достигали трёх с половиной метров, в высоту – трёх. Тело их было гигантской «бочкой» с огромным кишечником и камнями, подобранными в пустыне для лучшего переваривания пищи. Поддерживалось оно высокими и сильными передними конечностями и мощными, но более низкими задним. Продолжением демонстрации габаритов был толстый хвост, едва ли не касавшийся земли. Само туловище, высокое в холке, по мере приближения к его кончику, однако, сильно опускавшееся, было покрыто толстой кожей: в нише тяжеловесов у уинтацефалов определённо были достойные преемники. Об этом же говорил и покрытый бронепластинами череп, наследие предков-артродиров. Его пробить хищники были совершенно не в состоянии, и не один зуб горгонопса сломался на стыке черепа и шеи в следствие неточно расчитанного укуса. Да и закруглённая форма головы с двумя огромными, выдающимися из тела на пару десятков сантиметров треугольными скулами способствовали увеличению прочности и превращению туловища в неприступную крепость, жаль только, что мозг был маленький, и защищать было-то особо и нечего. Ирония судьбы – самое глупое существо обладало самой крепкой обороной мозга из всех. Впрочем, удивляться тут нечему: такие факты в истории Сварога были сплошь и рядом, да и в истории старушки-Земли их тоже достаточно. Так что хоспеозавры были скорее пунктом правила, чем исключением из него. И сейчас они принимались за то, что умели лучше всего: группой из десяти особей начали осушать озеро, чудовищными темпами поглощая воду. Её, конечно, было слишком много даже для них, но они и не собирались здесь не оставаться. Наоборот, эта разрушительная сила намеревалась вычистить здесь всё и лишь затем удалиться. Худо-бедно налаженная коллективная оборона в стаде помогала оказывать сопротивление горгонопсам, так что даже гигантский самец предпочёл не спускаться с бархана, предпочитая наблюдать за ними со стороны. Вдоволь напившись, они отошли в лесные заросли. Строй распался, и это развязало руки хищнику новейшего поколения, таинственному убийце и родоначальнику нескольких династий. Весь день он провёл, свернувшись недвижимо калачиком на шляпке одного из грибов, незамеченным ни горгонопсом, ни травоядными. Дождавшись же сумерек, вышел на охоту. Заметив стадо хоспеозавров, он перепрыгнул на засохшее хвойное растение и свесился с него вниз, ожидая появления добычи. Его не замечали: спасала высота дерева, а скорее то, что анапсиды не привыкли ещё смотреть вверх в целях обороны. Атаковать взрослых особей он бы, впрочем, не посмел: не его поля ягоды были. А вот молодую самку, не вовремя подошедшую к грибу, стоявшему напротив голосеменного, подстерегала неожиданность. Две лапы, со стороны более всего напоминавшие богомольи, схватили её, приподняв над землёй на пару метров. Раздался истошный крик, прерванный укусом уплощённых челюстей закруглённо-прямоугольной головы в трахею. Подняв взгляд выше, мы бы увидели чуть выше вытянутое, длинное трёхметровое тело, подобное драконьему – и с таким же большим хвостом. Четыре короткие ноги держали его на крупной ветке, с которой он, свесившись, и ловил добычу. Имя этому охотнику было мантизавр Mantisaurus semenovi. Он был не первым представителем своего рода, но именно в нём окончательно оформились все признаки этой ветви гексапод – богомолоящеров, включая тактику охоты. Оформились не сказать, чтобы вовремя – поздняя пермь была периодом всеобщей смерти, но не рождения. И тем не менее, ему было суждено большое будущее. А конкретно этой особи, что висела сейчас на дереве, поедая самку хоспеозавра по частям, - сытый вечер и неголодная жизнь на ближайшие несколько недель. У неё был определённо хороший день, в отличие от стада анапсид. Испуганные нежданным появлением охотника, они переполошились, вышли из зарослей, в панике толпясь перед озерцом. Этого только и ждал бронтоцин. Буквально скатившись с бархана, он атаковал ближайшего к нему травоядного. Нападение было не совсем удачным: до шеи он добраться не успевал в связи с тем, что жертва поворачивалась к нему. Укус пришёлся в бок. И даже несмотря на это, рана была очень тяжёлая. От болевого шока добыча, заревев, села на землю. Стадо же, окончательно приведённое в состояние панического страха, бросилось наутёк, убегая с водоёма. Хоспеозавр и бронтоцин остались один на один. А в таких условиях у «громовой собаки» были все шансы на победу. Раненый, но по-прежнему мощный анапсид, не желая смириться с этим, бросился на горгонопса. Тот, выждав нужный момент, прыгнул в сторону. Нанести ответный удар, правда, не успел: поневоле он оказался между жертвой, упёршейся в три рядом стоящих гриба и не способной пройти между ними и пустыней – единственным её шансом спастись. Разъярённый хоспеозавр, развернувшись, вновь бросился на него. На этот раз, правда, с куда меньшей скоростью – из-за маленького расстояния тот просто не успел набрать нужный разгон. Да и синапсид не отпрянул, более того – сам бросился на добычу и вновь атаковал, на этот раз - лапой, оставив глубокие порезы на и без того разодранном левом боку. Препятствовать уходу, впрочем, не стал – позволил потомку плакозавра уйти от него, медленно, трусцой, направившись по кровавому следу. Он знал: раны, хоть и были несмертельные, очень быстро измотают жертву. Лишний раз травмировать себя он не хотел, предпочитая дождаться, пока добыча будет уже не в состоянии ему сопротивляться. И был прав. Спустя полчаса в мёртвой тишине ночной – солнце к тому времени уже окончательно зашло - пустыни раздался предсмертный хрип, а вслед за ним – торжествующий рёв. Ещё спустя минут сорок на водоём вернулся довольный и сытый, весь в крови добычи хищник. Дойдя до зарослей грибов, буквально упал в них. Затраченную за день энергию нужно было восполнить, а лучшим способом для этого был, само собой, сон. Гигантский охотник, возвращаясь, даже не заметил ещё одну потенциальную добычу – археоторакса Archeotorax minimus. Первую в истории черепаху – ещё совсем примитивную, но бронепластины у неё разрослись по всему телу, покрыв всё широкое, плоское и круглое тело, кроме практически редуцировавшегося хвоста и толстых, но коротких ног. Характерным признаком этой черепахи было то, что она ещё не умела прятать голову в «панцирь», да и не смогла бы – вся шея и голова ещё были покрыты наследием предков-артродиров. Все эти метаморфозы, конечно, происходили не сразу – мы, как вы помните, не видели потомков плакозавров с раннего карбона. Но сейчас изменилось кардинально всё, включая даже ставшую гораздо крупнее голову, приобрётшую странные очертания – с одной стороны, округлые, с другой – ярко были заметны четыре треугольных выступа – по левую и правую стороны верха и низа черепной коробки. Вероятно, это были не исчезнувшие остатки бронепластин. И так или иначе, но это метровое создание было первой известной черепахой в истории. Сейчас оно ползло к воде, будучи в относительной безопасности. Воде, которую жители зарослей близ озера, сами того не понимая, отстояли. Они были спасены – ценой жизней двух хоспеозавров, «кузенов» археоторакса. Грозившее выпить водоём до дна стадо покинуло его, а это значило, что и гиганты-горгонопсы, и мелкие дидонты, которые, кстати, в это время как раз заканчивали копать, прерывая свою работу на ночь, и мантизавры могли спокойно вздохнуть. Надолго? Вряд ли. Дожди придут не раньше чем через пару месяцев, а стад анапсид в округе было предостаточно. Рано или поздно катастрофа должна случиться. Как с ними, так и со всей пермской фауной. Раненная метеоритом, она сейчас упорно добивалась засухой и вулканами. И перемен на этом фронте борьбы давным-давно не наблюдалось. Жизнь на Свароге погибала, но продолжала бороться. Окола девяноста процентов солдат она не досчитается после окончания этого периода. Но, тем не менее, оставшиеся десять возродятся и вновь заселят планету. Борьба продолжится, и с этого момента больше никогда уже не будет неживая природа пытаться одолеть живую – только немного напакостить ей. Пермь была периодом, когда последняя окончательно победила в этой войне. Её Величество Жизнь выиграла решающий раунд. Счёт шесть-ноль, уважаемые читатели. Бескомпромиссная и абсолютно справедливая, выстраданная победа. Все живые существа, перешедшие через границу пермь-триас, - самые что ни на есть герои этой победы и этой войны.Их борьба, впрочем, никогда не закончится. Она лишь продолжится. Теперь – между ними и теперь – в новой эпохе. Древняя же Эра подошла к концу, а вместе с ней – наше путешествие по ней, наш краткий экскурс в историю палеозоя. Мы покидаем его и идём дальше. Идём в мезозой!

Ответов - 0



полная версия страницы