Форум » Цикл "Красное на чёрном" » Глава 27[remastered]. С зимой шторма приходят. » Ответить
Глава 27[remastered]. С зимой шторма приходят.
Медведь_жив!: Глава 27. С зимой шторма приходят. Посвящается 3й серии «Прогулок с динозаврами», «Жестокому морю», а также лично Аннаэйре Архипелаг Европа, 140 млн. лет до н.э. Поздняя Юра никогда не оценивалась палеонтологами Сварога в полной мере однозначно. Кто-то считал, что это было время, когда древние династии начала мезозоя окончательно пришли в упадок, уступив на большей части шара место «новичкам». Кто-то полагал, что борьба всё ещё продолжалась, и лишь к началу мела завершилась полностью. Кто-то выдвигал теории о том, что титаны этого периода сами были «последышами» триасской фауны, её лебединой песней, а более совершенным поколением можно было считать лишь тех, кто пришёл за ними в первые ярусы следующего геологического периода. Наиболее близки к истине оказывались те, кто предпочитал не делать категоричных выводов в принципе, либо утверждал что-то с полной уверенностью только для одной конкретной экосистемы или среды обитания. Последнее было даже более верным, потому что даже в пределах одного биоценоза соотношение реликтов и более прогрессивных видов в воздухе, воде и на суше было совершенно разным. И нигде разница в нём не была сильнее, чем на территории будущей Шотландии. В ту пору, как и сейчас, это был край европейской части света, последний западный берег Ойкумены Старого Света. С той лишь разницей, что весь Старый Свет, вплоть до Западно-Сибирской равнины, представлял собой один сплошной берег – архипелаг Европа. Сотни тысяч квадратных километров островов – как совсем маленьких, так и достаточно крупных, - и мелководных морей. Здесь нашлось место практически каждому крупному таксону живых существ – и тем, кто вот-вот должен был приказать долго жить, и тем, кому долго жить приказывали. Как ветеранам, коих здесь было огромное количество, так и необстрелянным юнцам, которых на территории огромного скопления островов обитало гораздо меньше. Способствовал этому разнообразнейший ландшафт: недоступные ни одному хищнику скалы, одиноко возвышаюшиеся посреди практически открытого моря, обширные песчаные пляжи и косы длиной в десятки километров, сравнительно низкие площадки с мелкой порослью растительности, на которые могли взобраться разве что самые ловкие из наземных охотников, а залететь – любой желающий. И по ним, правда, ступала часто когтистая лапа – но лишь та, что следом раскапывала их каменистую почву и заботливо ходила вокруг, - лапа матери. Попадались и достаточно крупные участки суши с плодородной почвой, на которых могли произрастать и древовидные растения, и даже грибы, бывшие в этот момент в этой части света большой редкостью. И конечно же, мы не можем забывать о том, что здесь, как ни в одном другом месте шара Сварога, богатейшей на виды была морская жизнь. А всё это вместе формировало один из примечательнейших флоро-фаунистических комплексов позднего юрского периода. По несчастью, его разнообразие было распределено по Европе так, что практически нигде встретить его в абсолютно полном объёме было бы невозможно. Одно из наиболее полных представлений даст нам, пожалуй, территория будущего Шотландского субдомината – остров Глостер (янт. Xossэг` «крепость»). Располагался он в западной части архипелага Европа, и в соотношении с другими териториями показывал себя достаточно интересно. Прежде всего, это был суровый, близкий к открытому океану – молодой, только появлявшейся, но уже тогда бурной и суровой Атлантике, - край. В нём проявлялась нехарактерная для большей части Сварога в тот период времени ярко выраженная сезонность нетрадиционного типа. На планете в то время, если где погода и менялась, то только по принципу «сезон дождей – сезон засухи»; в Глостере же куда большее значение имела другая, «океаническая» ось. Сезонами здесь были время относительного спокойствия (апрель - октябрь) и время штормов (ноябрь - март). В некоторых исследованиях выделяются достаточно хорошо проявлявшиеся переходные периоды первых бурь (середина октября – начало декабря) и успокоения (конец марта – начало мая). Для нас наибольший интерес представляет пик штормового сезона. Именно в его ходе происходит концентрация фауны в одном конкретном месте – крупных лесистых островах и море около них, где большая часть живого мира и пережидает период тяжелейших испытаний. В этот момент мы и будем наблюдать за ними. И начнём мы данное наблюдение, пожалуй, прямо сейчас. Остров Вест-Глостер; конец декабря. Грохотом с небес, колесницей могучего Сварога-уета(янт. Zua-Roхus-yet; «Живой Земли Бог») раздаётся над западным островом Глостерширского субархипелага гроза. Молния бьёт, дотягиваясь до тёмных вод, освещая пространство на километры и километры вокруг. Порывы ветра чудовищной силы ходят по верхушкам деревьев и грибов, как по ровному полю, заставляя колоссов сгибаться, будто те не более чем тростиночки. Но здешние фотосинтетики едва ли сдадутся так быстро. В отличие от своих континентальных родичей, они имеют весьма гибкие стволы, позволяющие им переживать подобные удары. Грибы же столь глубоко врастают в землю, что даже если бы кто-то пытался целенаправленно их вырвать, вряд ли это было возможно. К тому же, их корни переплелись так сильно, что образуют практически неделимую систему грибниц, извлечь которую представляется реальным, только если у извлекающего есть силы выкорчевать всю землю на острове. К тому же, им здесь как нельзя лучше. Будучи вполне в состоянии пережить и засушливую погоду, во влажном климате, чуть суровее современного средиземноморского, они расцветают в полную силу и мощь. Достигают они здесь пяти метров в высоту. Шляпки их, не слишком массивные, зато крупные, окрашены в коричневый цвет с зелёными пятнами, тело гриба имеет светло-зелёный окрас. Называется этот вид замысловато и, можно сказать, замудрённо: именуемый юрским островной глостерский гриб Insuglosteromicos juranomazos. И научное название «инсуглостеромикос», как видите, подходит ему гораздо больше. А ещё больше ему подходит понятие «гриб-убежище», «Micasulo», в микологии Сварога используемое для обозначения всех подобных ему по строению грибов, появившихся довольно недавно по геологическим меркам – в конце триаса, как реакция на появление и распространение летающих и древесных существ. И на островах Европы, как нигде в мире, микасулы в полной степени свою функцию предоставления жилья и крова выполняют. Когда гром, наконец, затихает, чтобы уступить место короткому периоду затишья между следующей вспышкой небесной стрелы и следующим перекатом небесной колесницы, остров, притихший до того, оживает. Здесь уже нет той абсолютной тишины, что мы наблюдали в лесах допозднеюрских. Эволюция не стоит на месте, и новые виды, появляясь, меняют облик как всей планеты, так и её отдельных частей. О наиболее кардинальных переменах повесть будет идти не здесь, но их отголоски заметны и в архипелаге Европа. Из-под крон хвойных деревьев вылетает стайка летающих ящеров. Это представители обитовалькирид, «пальцы Глостера» Glosterodaktilos minimus. Позднеюрские рамфоринхоиды. Здесь, не слишком далеко от открытых просторов Большой Воды, и весьма далеко от открытых просторов Большой Суши, они сосредоточили своё влияние, практически исчезнув в остальных уголках сварогова шара. Они не выдержали конкуренции со стороны крупных тетраптерид, да и мелкие насекомоеды из четверокрылов тоже получились куда более эффективные, хотя истинного своего совершенства в этой сфере те пока не достигли. К тому же, началась активная экспансия в последнюю обитель птерозавров – море. В скором времени здесь появятся настоящие небесные колоссы. Но их низкая манёвроспособность, в сочетании с тем, что маленькие виды уже сейчас вступили в фазу заката, позволит летающим ящерам приспособиться и выжить в меняющихся условиях. Тому будут способствовать множество факторов, некоторые из которых зародились уже сейчас, во время царствования на островах Европы глостеродактила. Прежде всего, это мощный хвост. Для летающего существа это могло быть значительным минусом, если бы не одно «но». По роду своей службы «пальцы Глостера» частенько попадают в воду, не рассчитав скорость, с которой они бросаются на рыбу. И именно хвост с округлой «лопастью» на конце частенько их спасает, вкупе с сильными задними лапами позволяя особо удачливым птерозаврам выплыть из воды. Сухими выйти из неё, конечно, им никто не обещает. Их «шёрстка» из протоперьев – это отнюдь не полноценное оперение птиц, водоотталкивающими свойствами она не обладает. А ещё есть весьма неприятная перспектива попасть на ужин какому-нибудь маленькому морскому хищнику. Наконец, главной слабостью являются лёгкие перепончатые крылья, ломающиеся от неудачного вхождения в воду, словно соломинки, и разрывающиеся подобно тонкой бумаге. Удлинившиеся шея и челюсти в данной ситуации – слабое утешение, но они хотя бы позволяют птерозаврам попадать в неприятные ситуации, связанные с заимевшими привычку выпрыгивать из океана хищниками. Но сейчас перспектива попасть на ужин к какому-нибудь трёхметровому рыбоящеру пугала их, пожалуй, меньше всего. Проблем хватало и без того. В перерывах между раскатами грома они перелетали с одного гриба на другой, с дерева на дерево в поисках хоть чего-то съестного, попутно отряхиваясь под шляпками или в относительно густых кронах от небесной воды. А заодно – проводя очистку своего тела от самых разнообразных кожных паразитов, что, вне всякого сомнения, сырости обрадовались и приступили к терроризации всех живых организмов. В особенности, конечно, от них страдали глостеродактилы. Порой целая стая, прикрепляясь, подобно летучим мышам, ногами к шляпкам грибов, принималась подробнейшим образом исследовать своё тело на предмет присутствия или отсутствия там непрошеных гостей. Зрелище не то чтобы приятное, да и, признаться, скучное. Куда интереснее было бы наблюдать за двумя группами в пять-десять особей, делившими жизненное пространство под каким-нибудь особо маленьким грибом. Особенно учитывая то, насколько некоторые летающие создания были сварливы. И глостеродактилы явно не были исключением из этого правила. Более того, они, как и большинство их сородичей, имеют дурную привычку биться до последнего даже за клочок сухого пространства. Ведь горе проигравшим: налетающие порывы ветра с лёгкостью отнесут их в сторону дерева и либо разобьют головы, либо сломают крылья, навсегда лишив возможности покинуть Вест-Глостер, а в скором времени обеспечивая печальную и безвременную кончину в лапах хищников, коих здесь явно было более чем в избытке. Стае, только что сменившей – в очередной раз за бесконечную, многомесячную, бессолнечную штормовую ночь, - дислокацию, повезло. Порыв ветра подул как раз в то время, когда они укрепились под шляпкой. Сложив перепонки крыльев, принялись рыскать по её нижней поверхности добычу – мелких беспозвоночных. Один, ещё совсем молодой, и вполне по годам любопытный, решил спуститься пониже, к ножке гриба. Он заметил там дупло и решил проверить: вдруг там кто-то есть? На его глазах взрослые не раз доставали из подобных отверстий еду – червей, гусениц, детёнышей других обитателей Вест-Глостера. Вот только ему не повезло. Не достигнув ещё и традиционного для глостеродактилов размаха крыльев в метр, он сам представлял собой лёгкую закуску для одного из самых опасных здешних хищников и самых древних врагов позвоночных. Две огромных мохнатых лапы схватили его за шею и втащили в дупло. После недолго раздававшегося крика всё стихло, и вскоре лишь в панике поднявшаяся на крыло и порядком разреженная порывом ветра стайка напоминала о трагедии. А в дупле, тем временем, обедало древнее чудовище. Ужас-из-Глостера, Foberorachnos glosteros. Он, его предки и потомки, являются той самой причиной, по которой вы, попав на Сварог, рискуете стать заикой, если вас преследует арахнофобия. И если безобидные тарантулы или чёрные вдовы снятся вам в кошмарах, то да не ступит ваша нога на благословенную Живую Землю. Ведь здесь живут отнюдь не обычные хелицеровые, а далёкие потомки первых хищников планеты, аномалокариды. Их дыхательная система после выхода на сушу оказалась пусть и не совершенна, но вполне достаточно эффективна, чтобы обеспечить им возможность сохранить размеры, которых они достигли в карбоне и начале перми. Ужас-из-Глостера не был самым крупным из когда-либо существовавших лжеарахнидов, но и его сорокапятисантиметрового в диаметре тела хватало, чтобы обеспечить грустную жизнь всем относительно мелким созданиям здешних лесов. В особенности сильно, конечно, не повезло именно птерозаврам. Они чаще всего страдали от двадцатисантиметровых цепких лап и креветкоподобных смертоносных отростков на головной части периферии окружности. Это обуславливалось как их мизерным весом, так и практически полной неспособностью оказать индивидуальное сопротивление даже самым маленьким хищникам вне естественной среды обитания – воздуха. Более поздние виды отрастят сильные челюсти и значительно утяжелят кости, в результате чего всё больше времени станут проводить в воде и на берегу, но не в полёте. Зато при этом будут чувствовать себя в относительной безопасности. Но сейчас стайке глостеродактилов не остаётся ничего иного, кроме как подготовиться к союзной атаке аномалокариса-паука. У таких тварей быстро разыгрывается аппетит, а чувство меры им незнакомо и подавно. В таких случаях коллективные меры воздействия оказываются чрезвычайно эффективно. По одиночке птерозавры не представляют для Ужаса-из-Глостера ничего, кроме небольшого количества протеинов, но вот их стаи вполне способны и заклевать хищника, обеспечив ужин уже себе. Вот и сейчас стая, зависнув над ним, свесившись со спорангий гигантского гриба, приготовилась к ответной атаке. О таком чувстве, как месть, в те далёкие годы мало кто задумывался. Но охотник оказался не столь глуп, как обычно. Высунувшись из дупла, он, обнажив в свете молнии огромный шрам, проходивший по всему телу, закрывавший один из глаз, сразу же скрылся. Видимо, горький опыт столкновения с группой глостеродактилов у него уже имелся, и более повторять его у аномалокарида желания никакого не возникало, как и терять свою жизнь. Он не среагировал даже на пару птерозавров, не вовремя сорвавшихся с места и пролетевших мимо его дупла, оставив их с носом. Затаился, не подавая никаких признаков существования. Его час ещё только должен был наступить. Не сказать, чтобы сильно разочарованные подобным поворотом событий летающие рептилии, выждав окончания раската грома и порыва ураганного ветра, сразу же решили сменить дислокацию. Следующий гриб был обследован гораздо тщательнее, но, к их счастью, здесь ничего смертельно для них опасного они не обнаружили. Почувствовав себя в относительной безопасности, полностью оккупировали ножку и внутреннюю часть шляпки. Как раз вовремя: в очередной раз усилившийся ветер едва не снёс в сторону ближайшего хвойного половину стайки. Лес молчал. Картина, непривычная слуху не только среднестатистического земного обывателя, но и даже, пожалуй, обитателям Сварога в те далёкие лета. Хоть случайный рёв, случайное шипение в адрес друг друга бесчисленных живых существ в местностях, что изобиловали деревьями да раздавались порой. Не говоря уж о том, что жителей крон на тот момент на планете уже было достаточно много, не в пример больше, чем на Земле, и их «переговоры» вполне могли заменить уж как минимум стрекотание сверчков или кузнечиков, если не пение птиц – к этому мы ещё вернёмся, поверьте. Сейчас же солировала Её Высочество Планета, к юрскому периоду отнюдь не собиравшаяся оставлять Жизнь в покое и давать ей спокойно существовать и далее после финальной битвы в пермском периоде. Такова уж была природа Сварога. A capella грома прервалась нескоро. Прошло около нескольких часов бесконечной ночи, прежде чем раздались странные, но вполне привычные для местных обитателей звуки, заставившие птерозавров, тем не менее, насторожиться. Это не были другие глостеродактилы или случайно залетевшие в этот край тетраптериды, не певшие, но громко, пронзительно и длинно кричавшие. Или птицы с грифонами, тогда ещё не появившиеся. Это вообще не были существа летающие. Отнюдь. Крыльев у сородичей по классу у этого вида не было и в помине. Никогда в истории Сварога. Ни на одной из планет этой Вселенной. Это были крокодилы. Третье или четвёртое поколение древесных крокодилов, протолегнозухи Protolegnosuchus britanica. Существа, на первый взгляд, относительно безобидные. Не достигая и полуметра в длину и килограмма веса, поодиночке они не представляют никакой угрозы ни одному из здешних обитателей. Другое дело, что эти быстрые, сверхманёвренные хищники, передвигающиеся по веткам деревьев и грибов, словно по суше, на четырёх конечностях, только начавших свою специализацию для подобного образа жизни, никогда не передвигаются по одному. Они живут в стаях по десятку-другому особей. И вот подобные коллективы, хоть и относительно беззащитны на земле против крупных охотников, которым ещё только предстоит появиться на этой сцене, в своей родной среде обитания являются серьёзной проблемой не только для птерозавров, но и для любого сравнительно большого древесного существа. Заслышав их боевой клич, даже Ужас-из-Глостера готовился не к нападению, а к обороне. Они двигались с огромной скоростью. Этому способствовали их поджарые, тонкие – наследие наземных предков триаса - тела. Задние конечности их были мускулистые и сильные, они помогали отталкиваться при прыжках. Передние несли на себе острые и длинные когти, чьей основной задачей было вцепиться в ветку или шляпку гриба, на которую протолегнозухи перемещались. Они уже начинали проходить специализацию, понемногу превращаясь в то, что рано или поздно станет руками хомозухов. При этом они выполняли и ещё одну функцию – их частенько использовали в борьбе с жертвой или охотником, нанося глубокие раны. Длинный и гибкий хвост играл роль балансира при перемещении по деревьям и дополнительной толчковой поверхности при прыжках с одного на другое. Целый период эволюции, как мы можем видеть, явно пошёл первым древесным крокодилам на пользу, и ныне они предстали перед нами абсолютными властителями своей среды, наиболее приспособленными к ней живыми существами на планете. Однако им едва ли стоило почивать на лаврах. На далёком Востоке появлялась ещё одна сила, которой суждено устроить протолегнозухам и их потомкам жестокое испытание. Но здесь, на острове Глостер, равно как и на всём своём ареале обитания от запада Лавразии до центра Гондваны, они были в безопасности. Более того - они здесь практически доминировали. Лёгким и смертоносным был патруль их стай. Они почти не обращали внимания на дождь. Лишь по грибам они двигались гораздо аккуратнее, нежели обычно, ибо шапки тех, намокая, становились скользкими, и падение с них из дела страшного невезения перекочёвывало в дело достаточно обыденное. Впрочем, даже из подобного вынужденного замедления крокодилы ухитрялись извлекать выгоду – они внимательнее осматривали окрестности, выискивая добычу. Сегодня одной конкернтной стае, которую и слышали глостеродактилы, не слишком везло. Выманить пауков из дупел не удавалось. Те при малейших признаках опасности отползали как можно дальше в ствол, защищаясь смертоносными жвалами и лапами. Вытащить их даже коллективными усилиями не представлялось возможным. Птерозавры же и вовсе будто издевались над ними, скооперировавшись с самой погодой. Стоило древесным крокодилам найти стаю, висевшую на грибе и приступить к окружению, как дождь ослабевал, переставали сверкать молнии, успокаивался ветер, и летуны просто меняли дислокацию, оставляя протолегнозухов, что называется, с носом. Сейчас, однако, ситуация должна была в кои-то веки измениться на более благоприятную. Хляби небесные разверзались всё больше и больше, всё сильнее и сильнее обрушивались потоки воды на островной лес. И заканчиваться это отнюдь не собиралась. Не производя звуков, по отработанной годами схеме, крокодилы принялись окружать стайку летающих существ, которые уже были готовы к схватке не на жизнь а на смерть – с того момента, как почувствовали приближение опасности. Ни один из них и не пытался высунуться дальше середины шляпки, при этом каждый старался соприкасаться крылом с двумя соседями – так было гораздо надёжней обороняться. Была уверенность, что в спину не зайдут. Протолегнозухи, торопясь, не спешили. Они понимали, что малейшее промедление может закончить их охоту стихшим порывом ветра. Вместе с тем, слишком ранняя атака могла сгубить всё ещё раньше. Поэтому старший из них, занявший позицию, наиболее близкую к «грибу-убежищу», и терпел, пока не приготовились абсолютно все. Наконец, когда дождь достиг своего пика, он коротким звуком, более всего похожим на писк, отдал сигнал к атаке, прыгнув на гриб. Вслед за ним последовали и остальные. Птерозавры, переполошившись от столь близкого и внезапного появления крокодилов, на доли секунды потеряли концентрацию и строй своего кольца. Это был не более, чем эффект неожиданости. Охотники рассчитывали, однако, отнюдь не на него. Каждый на своей позиции начал во всю голосить, устраивая над головами у бедных глостеродактилов самую настоящую какофонию. Те заметались в страхе, не понимая, откуда ждать нападения, хлопая испуганно крыльями. А дождь всё лил и лил, и не собирался останавливаться ни на секунду, а ветер едва не выворачивал им лапы, а молнии всё сверкали, и гром всё грохотал. В конце концов, добившись максимальной паники в рядах добычи, крокодилы начали по одному спускаться под гриб. Двигались они там крайне необычно. Они не сужали круг, а перемещались по спирали, не давая привыкнуть к себе глостеродактилам. Добравшись до середины шапки, большая часть стаи собралась на одном месте, а остальные продолжили двигаться по кругу, создавая впечатление у остальных птерозавров, что они ещё очень далеко. И лишь трое-четверо птерозавров, таким образом, остались биться с втрое превосходящим их по числу противником. Битва обещала быть долгой и кровопролитной. Крокодилы не слишком спешили даже сейчас. Вернее будет сказать – особенно сейчас. Поймав, наконец, вожделенную добычу, они не хотели по неосторожности её потерять, и действовали пусть не слишком быстро, но аккуратно. В конце концов, погода была сейчас на их стороне. Птерозавры никуда не могли от них деться. Им оставалось только бороться. А уж борьбу трёх против десяти протолегнозухи должны были выиграть. Для этого они даже тактику использовали совершенно особую. Они изменили форму фигуры, по которой двигались. Если раньше это был идеальный круг со спирально сужающейся траекторией, то теперь там, где находилась избранная стаей жертва, начинала формироваться сменяемая выпуклость из пяти-семи особей. Остальные в это время отвлекали глостеродактилов, не давая тем и шагу приблизиться к целям охоты и хоть как-то их защитить или присоединиться к ним. Выпуклость всё увеличивалась, пока, наконец, не началась схватка. Крокодилы атаковали дерзко и нагло. Для них не возникло никакой проблемы в том, что перемещались они головой вниз. За годы охоты на птерозавров они к этому вполне привыкли. Как и к тому, что глостеродактилы никогда не были слишком уж лёгкой добычей, напротив, они являлись чуть ли не самым энергозатратным лакомством из всех на этих островах. Но овчинка, надо отметить, вполне стоила выделки – они были и самым питательным, более того, их можно было разделить поровну между всеми охотниками, избежав тем самым конфликтов и внутри стаи. Глостеродактилы, тем временем, уже практически впадали в состояние паники. Деваться им было некуда. Улетать явно не было хорошей идеей: в полёте они были слишком уязвимы для отлично прыгающих вниз крокодилов. Многие из присутствовавших здесь членов стаи уже неоднократно видели, как протолегнозухи ловили их собратьев, решивших сбежать по воздуху, и предпочитали не рисковать лишний раз. В конце концов, бой они давали смело и уже несколько минут не давали крокодилам и подступиться к себе ближе расстояния вытянутого своего туловища. Их острые зубатые клювы были грозным оружием, сражаться с которым для охотников было ещё не по силам. Однако время шло, и обе стороны понемногу уставали от этой пляски смерти. Стая протолегнозухов всё увеличивала свою численность рядом с тремя выбранными в жертву глостеродактилами. Когда большая её часть собралась, наконец, напротив них, «вожак», подобравшийся уже слишком близко к птерозаврам начал финальный приступ, сам выступая в нём своего рода передовым полком. Его поддерживали ещё два-три опытных бойца, остальные же замыкали полукруг вокруг птерозавров, пока оставшаяся часть стаи отгоняла их остатки подальше. Как нельзя кстати в этот момент ветер стих, и многие летающие создания просто-напросто улетели, оставив собратьев умирать в лапах древесных хищников. Сдаваться не собирался никто. Птерозавры давали отпор с яростью, свойственной всем загнанным в угол. Им даже удалось столкнуть нескольких крокодилов с гриба вниз. Те пострадали достаточно слабо, и в скором времени вернулись на свою позицию, благо, конкретно этот «гриб-убежище» не был слишком уж высок, а цепкости и таланту к приземлению протолегнозухов вполне могли позавидовать даже многие их потомки. Самой страшной полученной раной был лёгкий ушиб ноги. А вот глостеродактилы так отделаться могли едва ли. Они ослабевали, равно как и уровень их взаимодействия и взаимообороны друг друга. В конце концов, опытный крокодил бросился на одного из них, рёвом, больше похожим на писк, призывая остальных за собой. «Вожаку» не слишком повезло – его сбросили вниз. Но четверо последовавших его зову со всей силы вцепились в крылья, в голову, в шею глостеродактилу, повисли на нём и сумели оторвать его от гриба, увлекая за собой на землю. Там у него уже не было никаких шансов. Тем более, что вслед за ними прыгнула вся стая и принялась за поглощение птерозавра живьём. Двое оставшихся, воспользовавшись затишьем, улетели. Не в их правила и не в их инстинктах было спасать утопающих в собственной крови. А стая крокодилов пировала на живом трупе обгладываемого, но всё ещё живого глостеродактила. Пировала до той самой поры, пока на одного из них не упали брызги крови сверху. Издав оглушительный писк, он взметнулся на гриб. Его примеру последовали и те, что были рядом. Те же, кто остался, получили горький урок бдительности. Опьянённые долгожданной добычей, они не заметили ещё одного охотника. Доминирующего сухопутного хищника этой экосистемы и двоюродного брата как их самих, так и их жертвы. Это был динозавр-теропод, один из первых представителей династии рапторексоидов. Громада в масштабах острова и карлик в масштабах моря – три метра в длину, около ста килограммов веса. Грузное, почти бочкообразное туловище, длинный, вытянутый хвост, S-образная шея. Совершенно нехарактерные для его династии достаточно длинные передние конечности и мощные задние. Голова с ярко выраженным изгибом между глазницами и челюстями, с крупными, выступающими скулами, создающими впечатление неестественно больших щёк. Редуцированное оперение, бывшее хорошо заметным у его далёкого предка, аликантогната, но у него самого плохо заметное. Звали этого хищника DA200099 «Дрегиан», а принадлежал он к биологическому виду еврогнатов обыкновенных Eurognatus normalis, терроризировавших мелкое население островов Европы в ту пору. Дрегиан, услышав звуки охоты, не колеблясь ни секунды, направился к источнику шума. Бившихся с птерозаврами крокодилов он заметил уже на подходе. Но сам предпочёл посидеть в засаде, дожидаясь конца действа. Он, конечно, мог бы подпрыгнуть и достать зазевавшегося глостеродактила или протолегнозуха, но в этом случае остальные, позабыв о разногласиях, попросту бы разбежались. Этого не было в планах у хищника. Он даже не съел первых сброшенных крокодилов: инстинкты подсказывали ему, что время ещё не наступило. Поэтому он терпеливо ждал. Конец его неподвижному сидению положило падение «вожака» стаи. Увидев, что остальные в этот момент отвлеклись на последнюю атаку на глостродактила, он, резко рванув с места, одним укусом перекусив крокодилу шею, утащил его за дерево и, поглотив практически целиком, вновь затаился. Дождавшись, пока охотники войдут в экстаз пожирания, съел ещё одного протолегнозуха, повторив ту же схему, что осуществлял и с главным самцом. Несколько хищников младшего порядка в этот момент забеспокоились и убежали на гриб, в относительную безопасность, но остальным и этого предупреждения оказалось мало. Что ж, еврогнат не был против повторить урок. Лишь после этой потери стая, жалобно пища, наконец, сочла должным ретироваться в полном составе. Дрегиан остался один на один со своим главным призом – умиравшим, искусанным и истерзанным глостеродактилом. В отличие от крокодилов, он не стал мучить свою жертву. Наоборот, он проявил, можно сказать, милосердие, обрушив всю мощь своих челюстей на голову несчастного птерозавра, добив его. И лишь потом приступил к поеданию. Это не заняло у него большого количества времени, надо заметить. Даже такая добыча была тероподу практически на один зубок. По сути, все эти усилия были приложены им только ради того, чтобы заморить червячка. Настоящий пир ждал его впереди.
Ответов - 1
Медведь_жив!: Как и для всех местных рапторексоидов, для Дрегиана именно зима была временем изобилия. Шторма вынуждали множество преимущественно морских обитателей оставаться на суше, дабы не разбиться случайно о скалы. И, следовательно, делали гораздо более уязвимыми для обычно маленьких и ничтожных по сравнению с ними наземных хищников. Конечно, тем всё ещё приходилось объединяться ради того, чтобы сломить сопротивление своих могущественных жертв. Но такова была цена за самые сытные обеды в году. Ради них стоило и поступиться привилегией поесть в одиночку. Сейчас Дрегиан, едва успев закончить с птерозавром, как раз направился на подобный пир, как и многие его соседи на острове Вест-Глостер, ибо кто-то из них заприметил добычу куда более лакомую, нежели их обычные сухопутные или летающие жертвы. Сезон штормов всегда в этих краях становился катастрофой не только для случайно залетевших сюда тетраптерид или постоянно живущих, уже давно привыкших к подобному климату птерозавров. Морские обитатели гибнут в это время года сотнями – и неопытные молодые, и больные старые. Умирают они, будучи не в силах справиться с волнами, выбрасывающими их на берег, или несущими на острые рифы, о которые они, подобно кораблям, разбиваются и становятся добычей для искателей главной ценности этого мира – еды, которым, вполне может быть, суждено погибнуть вслед за ними. Хуже всего в подобных условиях приходится колоссальным охотникам, которые, если выйдут на сушу, погибнут от своей неповоротливости и огромного веса, совершив, тем самым, практически самоубийство, или рыбовидным, идеально приспсобленным лишь для водной среды, рептилиям, что, став вторичноводными, навсегда оказались потеряны для суши. Чаша этих двух видов наиболее горька. Другим, конечно, в это время живётся сравнительно проще. С началом сезона штормов они становятся преимущественно сухопутными жителями, даже еду добывающими вне привычной стихии. Это все те разновидности живых существ, что ещё могут выползать на сушу и относительно свободно по ней передвигаться. По большей части, это, конечно, танистрофеиды, неузнаваемо изменившиеся со времён своего появления в триасе. Благополучно пережив незначительное массовое вымирание конца предыдущего периода, они расцвели в полную мощь уже в начале Юры, и сейчас в океанах проживает уже бесчисленное множество их видов, которых объединяет разве что предковая форма и общие особенности строения. Что уж говорить о том, что распространились они по всему миру, по всем окружностям меридианов-параллелей планеты Сварог, в каждом его уголке будучи представленными совершенно уникальными, по-своему причудливыми формами, кардинально отличающимися от своих соседей. Не исключением в этом параде необычных созданий эволюции стал и вест-глостерский вид, «жирафья шея», джирадир Giradirus longipus. Он принадлежит к семействообразующему гнезду, наиболее близкому к корню древа танистрофеид, и обладает большей частью тех черт, которыми были наделены его далёкие предки. Прежде всего, он несуразно длинный, а шея его не утратила способности достаточно сильно изгибаться, что составляет значительные проблемы при движении в воде на крупных скоростях. Тело его немного округлилось, но по сравнению с большей частью его родичей оно всё ещё было относительно худым и маленьким, не наделённым столь прекрасными гидродинамическими характеристиками. Хвост, вполне традиционно для танистрофеид, мускулистый и огромный, лишь чуть-чуть уступающий шее в длину. Единственное действительно разительное изменение, которое показывает, что потомки танистрофея не стояли на месте все эти долгие миллионы лет, - это ласты. Ласты водного существа, благодаря поочерёдному движению задней и передней пар которых, джирадир способен перемещаться на достаточно большой скорости в воде и прокладывать себе дорогу на суше. В длину эта плавающая несуразица достигает порядка семи с половиной метров и весит порядка восьмиста пятидесяти килограммов. Охотится он вполне подобно своим родичам, пролетая в океанской толще мимо скоплений рачков-вендобионтов и нанося удары изнутри, с помощью своей длинной шеи. Во всяком случае, до ноября. А вот во время сезона штормов эти танистрофеиды промышляют совершенно по-другому. Они ловят незадачливых древесных жителей, спустившихся слишком низко. Часто достаётся и невнимательным глостерским ужасам, имеющим неосторожность слишком низко сделать себе дупло. И, как уже можно было понять, живут они в это время только на суше. Живут исключительно стаями по семь-восемь особей. Иначе они просто не смогут выжить. Причина тому – Дрегиан и его родичи, которых протолегнозухом не корми, дай откусить кусок от неповоротливого и беззащитного танистрофеида, у которого, быть может, есть ещё хоть какие-то шансы в схватке с одним, двумя или даже тремя тероподами, но если их будет больше, то бороться вовсе не имеет смысла. А особенность охоты еврогнатов на джирадиров как раз и заключается в том, что они редко собираются группами меньшего размера, чем пять-шесть: прекрасно понимают, что поодиночке морские жители перемещаться не будут – жизнь дорога всем и каждому, терять её из-за желания находить и добывать еду в одиночку не намерен ровным счётом никто. Конфликты, конечно, были неизбежны, но лучше уж было поссориться с собратом, чем погибнуть от челюстей хищника: так гласили инстинкты, собиравшие танистрофеид в стаи на суще. Вот и сейчас Дрегиан, прибывший на место, где начиналось охота, увидел, что задачка, которую ему и его собратьям предоставили джирадиры, оказалась куда сложнее, и решать её предстояло значительно дольше, нежели ту, что предложили протолегнозухам глостеродактилы. Еврогнатов было около двенадцати. Им противостояло семь танистрофеид, толпившихся практически спина к спине. Казалось, что, наверное, следовало поискать группы поменьше размером и не имевшие в своём составе большей частью взрослых самцов. Но есть всем хотелось здесь, есть всем хотелось сейчас. И рапторексоиды начали эту пляску смерти. Как и протолегнозухи, шли они кольцом, но не имели столь хитрой цели, как запутать жертв. Всё же, стайная организация глостеродактилов была куда более развита, нежели у этого временного и вынужденного сборища. Задача еврогнатов была гораздо проще, чем задача крокодилов. Они искали слабое звено, которое рано или поздно должно было себя выдать. В отсутствии такового сомневаться не приходилось вообще: оно обязано было быть везде. Наверняка такое же было и среди теропод, но они просто не имели цели выявить его. Рекогносцировка, однако, результатов не дала. На первый взгляд все присутствовавшие танистрофеиды были в боеспособном возрасте и здоровом состоянии. Но подобная неудача на первом этапе отнюдь еврогнатов не обескуражила. Они просто приступили к следующему этапу своих поисков – провокации. Словно по сигналу, один за другим, они начали приближаться, клацая челюстями. Джирадиры отвечали им тем же самым, и никто из них не выдавал своих слабостей. Но рапторексоиды не были столь просты, как казалось. Они двигались из стороны в сторону, проверяя, как их добыча движется. То один, то другой, вдруг подскакивал, мгновенно отходя назад, - так осуществлялось изучение реакции. Эта фаза длилась достаточно долго. Даже если еврогнат инстинктивно уже понимал, что его жертва слаба, он убеждался в этом ещё и ещё, пока чутьё не подсказывало ему: этого танистрофеида действительно можно было убить. Повезло на этот раз Дрегиану – он нашёл танистрофеида, который отвечал на его выпады медленнее остальных и, к тому же, был неповоротливее. То было следствие увиденного еврогнатом повреждённого ласта, очевидно, перекушенного каким-то более крупным хищником: идеальную форму нарушала огромная выкушенная «розочка» посередине. Заревев, рапторексоид подал сигнал остальным, и вскоре все двенадцать хищников собрались напротив избранной жертвы. Некоторые танистрофеиды покинули её, поспешив под шумок ретироваться, но большая часть стаи осталась бороться за собрата. К тому же, одни они оставаться не желали никоим образом, ведь каждая потеря приближала их к собственной смерти. Вместе они отвечали на коллективные выпады тероподов, порой достигавшие цели. Особенно доставалось раненому джирадиру. Но тот был взрослым крупным самцом в расцвете лет, и вполне ещё мог постоять за себя. Схватка обещала быть долгой и растянуться на всю ночь. Под покровом темноты море боролось с сушей, архозавры боролись с лепидозаврами, динозавры боролись с завроптеригиями, хищник вновь схлестнулся в вечном, бесконечном противостоянии с жертвой, стая билась со стаей. Рёв, боль, страх, сражение за жизнь, - всё это смешалось в едином хаосе битвы, разразившейся в ту ночь на Вест-Глостере, и не дававшей спать ни одному жителю в округе, ни одному птерозавру, ни одному крокодилу, битвы не на живот, а на смерть. Битвы, которая для каждого из участников грозила стать последней. Тьма скрыла её, и дождь заглушил стенания, пролившиеся после исхода. Даже Исида не освещала этой кровавой драмы, длившейся всю ночь напролёт. Закончилась она лишь с рассветом. Ослабевшие дождь и ветер и посеревшее море встретили на берегу одинокого, с ушибленной передней лапой и мордой в крови Дрегиана. В тот день охотники потерпели неудачу: танистрофеиды отстояли своё право на жизнь. Еврогнат, голодный, лежал на песке, совершенно обессилев от схватки. Казалось, пришла его смерть. Смерть от истощения и усталости. Но разразившийся в полную мощь ночной шторм преподнёс ему утешительный приз. Утешительный приз, который по масштабам в разы превышал главный. Огромная чёрная скала плоти приближалась к нему. Морской гигант, погибший в борьбе с погодой, должен был стать сотней тонн обеда для него одного. И еврогнат, встав на берегу, принялся нетерпеливо ждать, пока придёт час его триумфа и час его насыщения. Мы, впрочем, на этой ноте его оставим. Наше путешествие к морю юрского периода подходит к концу, равно как и знакомство с этим причудливым миром. Миром островов необычного архипелага. Архипелага Европа. В следующий раз мы отправимся в древнюю Сибирь, в таинственные и дремучие леса, где зарождаются совершенно новые биологические не просто виды, но целые подклассы. Эволюционные полигоны сдвигаются к полюсам, и мы следуем за ними. Юрский Урал ждёт!
полная версия страницы