Форум » Цикл "Красное на чёрном" » Глава 39. Северные острова. » Ответить
Глава 39. Северные острова.
Медведь_жив!: Глава 39. Северные острова Архипелаг Шпицберген, 61 млн. 500 тыс. лет назад. Самая же уникальная фауна палеоцена формировалась здесь, в самой северной точке нашего маршрута – на островах архипелага Шпицберген. Здесь и первые колонизаторы суши, к концу мезозоя вытесненные другими видами на самый край Ойкумены, и, казалось, прогрессивнейшие виды живых существ, до сих пор почему-то не задвинувшие за пояс более примитивных с предысторической арены. Вечные приспособленцы и столь же вечные «неудачники» естественного отбора. Долго существующие, но не могущие прорваться на вершину эволюции династии и «живые ископаемые». Все они собрались на этих крохотных пятачках суши посреди бушующих вод Северного Ледовитого океана. Все они были поселены эволюцией на её своеобразном полигоне. Все они вынуждены сражаться за право выжить и дать потомство в самых суровых климатических условиях, на сравнение с которыми в палеоцене способна разве что «морозилка» южной оконечности Антарктиды. На каждое место в экосистеме здесь претендует сразу несколько видов. Те, кто выживет в этой «мясорубке», имеют все шансы на самое успешное эволюционное будущее при первой возможности переселения на материк. Но пока они все они варятся в одном «котле». И, прежде чем самый сильный окажется на Скандинавском полуострове, пройдут миллионы лет и сменятся тысячи и тысячи поколений. И за это время главное для любого вида – остаться в живых. Они идут к этому разными путями. И если летом дороги сходятся, то зимой тропинки к выживанию направляются в разные стороны. За их постепенным разделением мы сейчас и понаблюдаем. Но кто же они – наши сегодняшние герои и насколько суровы условия, к которым им приходится приспосабливаться? Ноябрь, остров Зуамеркен. Начинаем мы с самого северного и второго по размеру острова архипелага. Над Зуамеркеном (ясунск. Zyameг`кеn, «жизнь в потёмках») Ра восходит на восемь месяцев в году, и сейчас, в середине ноября, оно появляется на небосклоне на каких-нибудь несколько секунд, не приносящих жителям никакого удовольствия, и, что важнее, - пользы. Немногие кустарники, сохранившиеся здесь со времён мезозоя, давно сбросили листву и хвою. Грибы, конечно, по-прежнему зеленеют, более того – их спороносные части начинают люминесцировать, привлекая животных. Когда те, откусывая от гриба, немного его расшатывают, протосемена высыпаются на них, и таким образом разносятся по округе. А вот фотосинтез сейчас практически бесполезен: и отражённого от Луны Сварога света Ра, и свечения далёких звёзд недостаточно для выработки столь необходимой энергии. Тем не менее, одним своим существованием Minimicos borealis – «Маленький гриб Севера», достигающий, впрочем, 65 см в высоту, существенно облегчает жизнь всем, кто живёт на Зуамеркене, - им питаются и хищники, и травоядные. Второй по популярности вид корма здесь – это рыба. На фоне пустынной, плоской равнины острова, лишь изредка нарушаемой грибами, здесь - настоящее изобилие. Костные обитатели водной среды к палеоцену практически полностью вытеснили хрящевых, лишь в открытом океане всё ещё живут акулы, да в полярных морях схоронились химеры, жаждущие реванша. Шанс им предоставится много позже, а сейчас они всего лишь одни из нескольких хищников, борющихся за главенство в новой экосистеме, появившейся, когда на планете становилось холоднее и суше, - каких-то 2 млн. лет тому назад. Их основные и, наверное, единственные козыри – размеры и высочайшая приспособленность к водной среде. Минусов значительно больше: холоднокровность, хрупкость, не слишком высокий уровень интеллекта… Но, вместе с тем, и конкурировать с ними мало кто мог. На Зуамеркене, по крайней мере, обитал только один вид, способный это сделать – северная морская птица, Boreamarornitus tertius. Как следует из видового названия, она представляет собой третье поколение птиц. Вот только это – не совсем обычные птицы. Больше всего они напоминают гибрид олуш и гесперорнисов: всё ещё крупные крылья, не совсем удобные при заходе в воду, длинные шеи, ластообразные ноги и огромные зубастые клювы, весьма удобные для захвата и поедания рыбы. Но как же они здесь оказались? По иронии судьбы, этот прогрессивный подкласс живых существ оказался изолирован всё там же, где и куда менее развитые хрящевые рыбы: в тропические моря и полярные воды. Шансов захватить воздух после исчезновения гигантов мезозоя – в нашем случае, тетраптерид, у них уже не было: господствующим классом там стали воланоканиды, а ниже по иерархической лестнице плотно обосновались грифоны, имевшие перед птицами преимущество в виде дополнительной пары лап. Сварожские аналоги ихтиорнисов вымерли из-за постоянного давления и массового вымирания конца мела, и остались лишь полуводные формы, вроде Boreamarornitus tertius, и сейчас они вынуждены бороться за жизнь на эволюционных полигонах вроде Шпицбергена. Как птицы это делают? Сейчас и рассмотрим на примере одной колонии. Она появилась сравнительно недавно, около двух лет тому назад: об этом свидетельствуют размеры и количество самцов. У северной морской птицы, как и у современных тюленей, мужчины набирают себе целые гаремы самок, и чем их больше, тем многочисленнее колония. На восточной оконечности Зуамеркена их только три. Правда, вместе с этим – аномально высокое количество самцов-одиночек. В восемь раз больше, чем не холостяков. А те всё равно не желают делиться самками. Постоянные схватки, часто доходящие до крови. Не успевшие зализать раны умирают, выйдя в открытое море, от зубов хищников. Один из немногих счастливчиков – Герси. Когда-то он был одним из счастливых обладателей гаремов, но с тех пор, как колония разрослась и сильных самцов стало значительно больше, перестал быть конкурентоспособным, и вот уже около полутора лет влачит своё существование в кругу одиночек. Он здесь уже признанный ветеран, настоящий старожил холостяцкого общества. Его «успехи» несомненны: пару раз удавалось завладеть гаремом и даже оплодотворить самку-другую, пока «хозяин» был в отлучке. Пару раз это удавалось сделать прямо на глазах у последнего. И один раз, около года тому назад, Герси выиграл схватку. Недолго, правда, музыка играла: уже через день нашёлся более сильный соперник. Но шанс наш герой использовал на всю катушку, за что в кругу «хронических холостяков» получил определённый авторитет – у других не получалось и этого. Не получалось у них и выживать: никто не протягивал более полугода. Потому что в каждое «сражение» шли, как в последнее. Чего не скажешь о ветеране «холостяцкого» дела. Он-то уже давно привык к игре в персонажа «второго плана», чей успех всегда будет временным, поэтому и не тратил на битвы слишком уж много своих сил, предпочитая одной возможности сразу оплодотворить треть самок колонии много возможностей оплодотворить каждую по отдельности. Даже в ноябре, в самом конце брачного сезона, он совершенно спокойно спускается в море, не смотря на колонию ни одним глазом. Времена «адского аквариума» мелового периода давно прошли, но море для зубастых птиц всё так же опасно. Но, вместе с тем, не поменялась и добыча – это всё те же рачки-анчоусы, собирающиеся в стаи далёкие потомки листохвоста Эдиакара и кругохвоста Кембрия. И тактика охоты на них всё та же: вот только если псевдоплезиозавриды, рыболовы Мезозоя, могли использовать свои огромные шеи, то морским птицам Севера приходится «врезаться» в стаю. И это при том, что достаточно крупные челюсти наследников псевдотанистрофеуса могли буквально заполняться последними из вендобионтов, то северный кайнозойский подвид последних значительно крупнее – до тридцати сантиметров в длину, и за раз в челюсти бореамарорнис может взять только одного. И всё же, Герси со товарищи грех жаловаться. Во всяком случае, окажись они в этих водах не на Свароге, а на старушке-Земле, у них не было бы и этого корма: в отличие от своих рыб-аналогов на нашей планете, здесь рачки-анчоусы многообразием своих форм заполнили все океаны. Одна из самых крупных – Minocancer clupenrasiculos glasica, ледяной рачок-анчоус, обитающий близ Шпицбергена. Достигая сорока сантиметров в длину, он стал самой питательной и крупной, но, вместе с тем, одной из самых сложных в добывании для бореамарорниса добычей. Сложность эта заключается в том, что сама птица в длину едва ли достигает двух метров: самый крупный из найденных её скелетов, согласно биохимическому анализу принадлежавший взрослому половозрелому самцу V74912 «Вильхаль», достигал в длину 1 м 58±2 см. Огромная, двухсантиметровая погрешность связана прежде всего с тем, что кости образца были найдены раздробленными, и восстановить их с однозначной точностью не удалось до сих пор. В любом случае, голова при таких размерах у среднестатистической морской птицы Севера , к каким мы с полной уверенностью можем причислить Герси, череп вряд ли бы достигал большей величины, чем тридцать сантиметров. К тому же, клюв у птиц узкий, в отличие от, например, челюстей супремозухий или млекопитающих. При проплывании на скорости сквозь косяк рачков-анчоусов немудрено было случайно столкнуться и выпустить добычу изо рта. Здесь в дело вступал ещё один козырь – сохранившиеся длинные острые зубы. Этими зубами они с лёгкостью пробивают панцирь вендобионтов, при этом челюсти их практически соединяются друг с другом – риск выпустить добычу из пасти практически исключён. Некоторые смышлёные бореамарорнисы, к тому же, перестали пробивать косяки насквозь. Они избрали для себя другую тактику охоты. Одним из начавших её осваивать был как раз Герси. Придерживаясь экономии сил во всём, он несколько месяцев назад решил для себя, что значительно проще будет соприкасаться с косяком по касательной. Одного рачка он в любом случае поймает, а на большее самец и не претендовал. В очередной раз разогнавшись и приблизившись к ярко-красной стае, он соприкоснулся с ней под прямым углом и, выбрав добычу, сомкнул зубы. Сильный укус в одно мгновение расплющил мозг «анчоуса» - секундная и безболезненная смерть. Северная морская птица поплыла к суше. Тому было несколько причин, и главной из них был запах крови, который непременно должен был привлечь себе глубинных хищников. Пока же он привлёк лишь Вильхаля, владельца самого крупного гарема Зуамеркенской колонии. Тот решил отбить добычу Герси, воспользовавшись своим превосходством в размерах. Последний, едва успев доплыть до мелководья, подвергся таранной атаке. От неожиданности челюсти его разомкнулись, но дать шанс огромному самцу он не мог, и, стоило тому попытаться подобрать добычу, вцепился сопернику в крыло. Вильхаль вырвался с огромными усилиями. Началось кружение вокруг столь желанного трупа рачка-анчоуса. Герси осознанно не инициировал столкновение, наоборот, уплывал от соперника. Рассчитывал он на то, что запах раненого врага привлечёт плотоядных покрупнее. Более крупному самцу, в конце концов, эта гонка надоела, и он, срезая круг, ринулся прямо на оппонента. Тот повторил манёвр. Зубы чиркнули по боку «холостяка», но для того это было уже не важно – он рвался на мелководье, к поверхности. Кислорода у него хватало ещё минут на пять, но главным было не это. События внизу развивались настолько, что Герси, едва успев всплыть, уловил краем глаза движение внутри. Это Вильхаль, схвативший добычу, сам был схвачен более крупным хищником. Это была пятиметровая постохимера, Postochimerum minor. Следуя традициям ксифодусов конца мелового периода, она заглотила его полностью, с головой, при этом, проталкивая в пищевод, дополнтельно измельчила. Собственно, в желудке у этого экземпляра, обозначенного как U57845 «Ургнар», и был найден раздробленный скелет Вильхаля. Что случилось с этой рыбой, нам неизвестно. Зато Герси, вынырнув на берег, обнаружил, что для холостяков здесь наступило раздолье: более двухсот самок остались без самца. Для нашего первого героя наступили счастливые дни: пока остальные делили весь гарем между собой, он – в своём стиле, тихой сапой, – принялся оплодотворять всех самок подряд, совершенно при этом не заботясь о правах на них. На этом моменте мы его и покинем, а вместе с ним – и весь Зуамеркен. Солнце вспыхивает в последний раз, погружая остров в полярную ночь… Декабрь, остров Ветрозил. С севера архипелага мы переносимся на его юго-запад, на легендарный для большинства религий планеты Сварог остров. Это Ветрозил(ясунск. Vетг`оzil, «Сила Ветров») – мифологическое пристанище всех ветров, пятый по размеру и самый неодородный в плане ландшафта остров архипелага. Здесь происходит ещё одна эволюционная схватка – теперь уже воздушная.В ней сошлись ветераны лётного дела и относительные «новички». Первых представляют собой птерозавры. Будучи оттеснёнными на окраины мира ещё тетраптеридами, в большинстве уголков мира они уже вымерли, и лишь здесь, на далёких островах Севера, ещё борются за своё существование. К началу кайнозоя приоритетом в их развитии становится сближение с водной средой. Ярким тому примером и является второй наш герой – Paleomaropterix borealis, палеомароптерикс северный. Это одно из самых крупных летающих существ палеоцена – до 3 м в размахе крыльев. Сравнится с ним может разве что индийский баньши Великого Азиатского Плато, о котором речь пойдёт в следующей главе. За пределами же одиннадцатикилометровой преграды нет в воздухе существа крупнее его. Это уж не говоря о том, что за более чем сто пятьдесят миллионов лет их существования мозг значительно увеличился, что позволило птерозаврам нового поколения начать объединяться в небольшие, непостоянные, но всё-таки организованные стайки по две-три особи. Охотятся они на ту же добычу, что и большинство хищников экосистемы шпицбергенского архипелага – на рачков-анчоусов. В этом им помогают упрочнённые перепонки крыльев. Благодаря этому ароморфозу палеомароптериксы смогли – первыми из птерозавров – начать вести подводную охоту. С другой стороны, ткань всё равно промокала и для полёта становилась мало пригодной, как результат – до берега они были вынуждены добираться также под водой. Следствием этого стало усиление мускулатуры передних конечностей, потихоньку начинавших приспосабливаться скорее к водному передвижению, нежели к воздушному. На освобождающуюся нишу сразу же нашёлся претендент – Schpitzgriffonus cascum, древний шпицбергенский грифон. Представители этого подкласса в раннем палеоцене встречаются практически по всему Северному полушарию, за исключением разве что Великого Азиатского Плато, к разреженному воздуху которого их лёгкие пока ещё не смогли адаптироваться. И практически повсеместно эти существа успешно заняли нишу мелких «птиц» самых разнообразных форм. Конкретно шпицбергенский вид стал своеобразной «чайкой» Севера. И они уже близки к становлению «олушами»… Вот только существует одна проблема. Ниша «олушей» занята птерозаврами. Даже учитывая то, что шпицгрифон – крупнейший из грифонов раннего палеоцена, достигающий полутора метров в размахе крыльев, очную схватку он проигрывает. С другой стороны, в заочном, эволюционном варианте соперничества у него есть одно преимущество – ловя добычу лапами, он оставляет крылья сухими. Это позволяет данному виду реже становится жертвами морских хищников – постохимер. Но хрящевая рыба может и побояться вступить в схватку с охотничьей группой птерозавров, которые, если будут действовать сообща, могут дать ей достойный отпор. Что же окажется более эффективным в глазах естественного отбора – групповой отпор или попытки избежать схватки? На этот вопрос и призвана ответить декабрьская схватка. Её главный герой – Вельт, молодой трёхлетний палеомароптерикс. Его домом стал Пик Борея, самая высокая скала на острове, легендарная обитель северного ветра. Забраться на неё с мокрыми перепонками – задача практически невозможная, поэтому нашему «древнему морскому крылу» приходится изощряться. Поймав добычу, он неизменно выплывает на один и тот же берег, где в маленьком гроте, никем не тревожимый, спокойно приводит перепонки в порядок. Но до этой части плана охоты ему ещё очень далеко – сейчас же он, в практически кромешной тьме, подпрыгнув, планирует со своего обычного места жительства к воде. Путь его лежит гораздо дальше, чем путь бореомарорниса – в открытый океан, за несколько километров от Ветрозила. По пути он формирует очередную охотничью группу. В этот раз она состоит из трёх особей – Вельта, его давней «знакомой», крупной самки Седны и новичка в их компании – четырёхлетнего гиганта Регга, ставшего в этот раз лидером стаи. Они летят в нескольких метрах над поверхностью воды. Летят практически наощупь: луну и звёзды заволокло тучами. Единственный ориентир находится под водой – это ярко-красные пятна стай рачков-анчоусов, некоторым из которых вскоре предстоит стать жертвой воздушных хищников. А те уже на подходе: заметив впереди скопление вендобионтов, Регг издал предупреждающий клич и, скрестив крылья, вошёл в воду. Седна и Вельт последовали ему примеру. Их глазам открылась отнюдь не привычная картина нетронутой группы псевдоракообразных, наоборот: под водой кипела настоящая кровавая баня. Сегодняшний глава группы ошибся с выбором жертвы. Делать, однако, было нечего, и Вельт с Седной решили присоединиться к бойне вслед за временным своим «вожаком». Пятьдесят метров, разделявших их и косяк рачков, они преодолели быстро. Наш герой и его давняя «напарница» приступили к традиционному для себя охотничьему поведению: выхватыванию зазевавшегося «анчоуса» из стаи. Делать это было не совсем удобно: вокруг толкалось ещё несколько десятков любителей рыбы. Здесь были и бореамарорнисы, и палеомароптериксы, и, разумеется, над водой, словно чайки, периодически спускаясь вниз, кружили шпицгрифоны. Они не знали, что за ними наблюдает внимательная пара глаз. То был Регг. Он осознанно выбрал угасающую под давлением рыболовов стаю вендобионтов: здесь можно было охотиться на охотников. Всплыв практически к самой поверхности воды, гигантский самец замер, двигая лишь крыльями для поддержания себе на плаву. Спустившийся за добычей грифон издал пронзительный визг, когда чьи-то острые зубы пробили его лапу. Потомок динозавров попытался сопротивляться, но, увы, было бесполезно: его сил не хватало, чтобы вырваться из стальной хватки трёхметрового рамфоринхоида. Постепенно он уходил под воду и, спустя десять минут, полностью оказался под поверхностной плёнкой. Птерозавр утаскивал его всё глубже и глубже, пока, наконец, грифон не перестал сопротивляться – задохнулся. Только тогда палеомароптерикс отпустил его, но лишь для того, чтобы снова схватить, раздробив череп. Добыча была бы съедена на месте, но тут Регг почувствовал нехватку кислорода и вынужден был всплыть с грифоном в руках. Он, равно как и его жертва пятнадцать минут тому назад, не подозревал о грозящей опасности. Опасностью на этот раз была постохимера, стремительно всплывавшая из глубины. Её ориентиром стал силуэт птерозавра. Разогнавшись до немыслимой скорости, она обрушилась на него и, не сумев затормозить, выпрыгнула из воды на пару метров, окончательно распугав шпицгрифонов. Птерозавр же, оказавшийся в её зубах, умер ещё до того, ещё в воде, когда его кости были сломаны сильнейшим укусом. Остальные рыболовы не замедлили ретироваться: испытывать судьбу не хотелось никому. И всё же, Вельту и Седне пришлось это сделать. Химера, проглотив их уже бывшего «вожака», направилась за ними. Вдохнув воздуха, они опустились обратно: нашим героям ничего не оставалось, кроме как принять бой. После первой же атаки постохимеры стало очевидно, что ничего хорошего им здесь не светит – крыло Седны было серьёзно задето зубами хищницы. Однако сдаваться было нельзя, иначе смерть была бы гарантированной. К их счастью, хрящевая рыба не концентрировалась на одной и той же цели, поэтому самка получила возможность передохнуть, пока враг нападал на Вельта. Самец же ловко уворачивался от челюстей, не давая постохимере ни единого шанса укусить его. Также начала поступать и Седна. В конце концов, охотница отступила: отношение затраченных усилий к пользе их применения повысилось до неприличных даже для неё цифр. Свою жизнь – и жизнь «напарника» - птерозавры отстояли. Усталые, они направились к берегу. Что же стало ключом к их успеху? Прежде всего, утеря эффекта внезапности постохимерой. Вкупе с этим сыграло метаболистическое преимущество птерозавров: они, будучи теплокровными, в холодной воде реагировали значительно лучше холоднокровного оппонента. И, наконец, зачатки стайного поведения, выразившиеся в попеременном отвлечении врага, позволили им продержаться достаточно долго, чтобы химера поняла бесполезность охоты на них. Впрочем, не только в этом. Спустя несколько часов, когда они, наконец, доплыли до берега, Вельт проявил даже некоторую заботу о Седне, приведя её в свой грот. Однако, может быть, дело и не в законах стаи: клюв его налился кровью, а значит – начинался брачный сезон, первый в жизни нашего героя. И, кажется, партнёршу он себе уже нашёл. Щёлкая клювом, самец дал знать о своей готовности спариваться. Самка, не видя ему альтернативы, согласно склонила голову. На этом моменте мы их оставим и подведём итоги ещё одной эволюционной схватки на островах Шпицбергена. Палеомароптериксы медленно, но верно продолжают мезозойскую линию развития птерозавров, уходя всё глубже под воду. Оставаясь самыми грозными существами в воздухе, они начинают оказывать достойное сопротивление хищникам водным. Окончательный итог этой борьбы станет ясен чуть позже, в эоцене. Пока же оставим их и перейдём к месту, где происходит апогей эволюционной борьбы этих островов. Месту, где идёт борьба, итог которой решит будущее Евразии.
Ответов - 5
Медведь_жив!: Январь, остров Шпицберген. Это место – центральный и крупнейший остров архипелага, Шпицберген. Вернее, Сфильтцберрен (ясунск. Sfilьцберr`ен – Ледяная Гавань) – так его название звучит на языках Сварога. Он приютил на своих просторах гораздо большее количество существ, чем другие массивы суши в скоплении островов. Более того, здесь, помимо вполне типичных для архипелага «птичьих» и «птерозавровых» базаров, сформировалась и вполне развитая наземная фауна. Вместе все они и образовали Шпицбергенский фаунистический комплекс.За жизнью его мы будем наблюдать два месяца. Главным героем третьего рассказа Сфильтцберренского цикла становится представитель совершенно нового витка эволюции. Это одно из первых крупных млекопитающих, представитель отряда титанодонтов, сфильтцтерий Sphiltztherium major. По своему внешнему виду это существо абсолютно уникально и не похоже ни на одно из современных. По общему телосложению он напоминает представителей семейства веруурсид – истинных медведей. И также огромен, в среднем – три метра в длину и метр в холке. В раннем палеоцене нет на суше Северного полушария более крупного существа. А если не брать в расчёт оставшихся в живых после падения метеорита Verudinosauria и горгонопсидов, то на всём Свароге крупнее его лишь метагидры Южной Америки. Но, в отличие от них, это существо скорее травоядное: об этом говорит его морда. Больше всего она похожа на таковую у титаноидов(Titanoides) Земли – значительно менее массивная, чем у медвежьих, да и зубы в ней явно принадлежали травоядному. Тем не менее, происходил он всё же от насекомоядных, о чём свидетельствовали увеличившиеся в размерах двадцатисантиметровые клыки и достаточно крупные резцы, свидетельствующие о всеядности. Противостоит ему никто иной, как представитель первой наземной династии Сварога. Это четвёртое или пятое поколение цервокальмаров, Cenocervos procimus, первый кайнозойский цервокальмар. Существо это – наследник истинных грибоедов, сухопутных головоногих палеозоя и начала мезозоя. К концу юрского периода его предки были оттеснены на второстепенные роли зауроподами, а к концу мелового – так и вовсе вытеснены сюда, на край Ойкумены орнитихиями. И сейчас они вступают в последнюю схватку, схватку, в которой либо выиграют, либо будут вынуждены навсегда исчезнуть с лица планеты Сварог, а вместе с собой – и унести в могилу всю династию наземных наутилоидей. Более трёхсот миллионов лет эволюции грозят кануть в Лету безвозвратно. За 61 млн лет до пришествия на планету Фолл Диа Сварожича цервокальмары достигли своего совершенства. Из некогда неповоротливых, медлительных жертв гигантских горгонопсов или хищных динозавров они превратились в быстрых, практически лишённых замедляющей брони существ. На хватательных щупальцах за миллионы лет эволюции появились специальные захватывающие «крючки», благодаря которым кальмары весьма эффективно научились отдирать огромные куски от шляпок грибов, да и обдирать немногие растущие на Шпицбергене кустарники также получается неплохо. Иначе говоря, к финалу первой эволюционной схватки Кайнозоя кальмары подошли во всеоружии. Что же касается самого поля схватки, то оно не наводит никаких других ассоциаций, кроме боксёрского ринга. Кайнозойский Сфильтцберрен представаляет собой равнину с двумя-тремя сравнительно высокими холмами, на которых гнездятся палеомароптериксы. Нарушают эту картину разве что редкие кустарники да уже знакомые нам по Зуамеркену маленькие грибы Севера – единственная пища для здешних сухопутных обитателей, скитающихся по просторам кто в одиночестве, а кто и в небольших стаях. Самое оживлённое место – это «птичий базар» бореамарорнисов. Правда, теперь схватки стали куда более редкими, ибо сезон спаривания закончился в декабре, и самки покинули оживлённые колонии, направившись на более уединённые и маленькие острова, где, охотясь в одиночестве, выращивают своих детёнышей. Драки, хоть и всё также происходят между самцами, теперь носят территориальный и весьма условный характер, пролитая кровь нынче – большая редкость. Никому не хочется жертвовать собой впустую. Хотя шуму от этого не меньше, даже больше: не используя силовые приёмы, они своим криком пытаются отпугнуть соперника. Так что полярная ночь на Шпицбергене – не такое уж и романтичное и тихое явление. Для большиства здешних обитателей это прозаическая, вполне обыденная, но оттого не менее жестокая борьба за выживание, сопровождаемая какофонией «птичьих базаров». Одним из участников этой схватки является Нагди – молодой самец сфильтцтерия, блуждающий по просторам центрального острова архипелага. Ему два с половиной года, и два из них он провёл в «самостоятельном плавании» - матери этих млекопитающих, как правило, заботятся о них от июня до декабря, после чего те, ещё совсем маленькие и сравнительно беззащитные, отправляются в странствие по Сфильтцберренскому скоплению островов, чаще всего оставаясь на самом крупном. Половозрелости они достигают лишь в три года, а до того момента доживают лишь очень немногие. Пока Нагди – один из немногих, кто готов взять эту высоту. Сейчас он бредёт по Шпицбергенской равнине в поисках пищи. Зимой это не типичные для этого существа грибы или же кустарники – к ним в это время сфильтцтерии подходят лишь в том случае, если перспектива голодной смерти станет слишком уж близкой. Основной пищей становится белковая. Путь самца лежит к «птичьему базару». Но здесь его ждёт разочарование: на берегу моря не осталось ни одной самки с детёнышами, большинство же самцов при одном виде этого колосса сползли в воду, прервав схватку. Правда, двое особенно рьяно сражавшихся между собой бореамарорнисов не замечали его уже очень долго. Нагди этим шансов не мог не воспользоваться. Он, разогнавшись, начал атаку. Птицы, увлёкшись своей баталией, даже забыли посмотреть по сторонам. Но вскоре, когда наш герой подбежал к ним слишком близко, один из дравшихся динозавров услышал его топот и поспешно ретировался. Другой, не замечая приближавшейся опасности, подумал, что оппонент просто отступил, признавая поражение. И лишь в последний момент осознал, что всё это время на них мчался всеядный гигант. К счастью бореомарорниса, охотник не успел скорректировать свой курс с учётом отпрыгнувшей в последний момент добычи. Передвигаясь, как тюлень, птица направилась к воде, хорошо ещё, что та была всего-то в паре метров. Однако даже этот путь самец проделать не успел. За несколько сантиметров до воды его настигла лапа сфильтцтерия: хрупкими саблевидными клыками тот жертвовать не рискнул. Но не рассчитал и удар. Тот придал добыче дополнительный разгон, и та влетела… Но не в воду, а прямо в пасть к постохимере, выбросившейся из воды на сушу. За один присест сглонув птицу, гигантская хищница ловко развернулась и скрылась в глубинах, оставив Нагди голодным и разочарованным. Его скитания продолжались, а дальнейший путь лежал вдоль по берегу на юго-восток, где располагался следующий «птичий базар». Их на острове было несколько десятков и за день можно было успеть поохотиться на всех из них. И всё же, удача сегодня никак не хотела поворачиваться лицом к нему. Пройдя от восточной до юго-западной оконечности острова, он не преуспел нигде – не было самок, а самцов, столь же неаккуратных, как те двое, больше не попадалось. «Базар», мимо которого он проходил сейчас, был восьмым или девятым за этот день. Сфильтцтерий уже было собрался уходить, в очередной раз распугав всех самцов, как вдруг его взгляд приковали к себе заросли кустарников. Небольшое шевеление сперва показалось галлюцинацией, но проверить никогда не мешало. И действительно, как только он подошёл достаточно близко, раздалось шипение, и на него, подняв шею, выползла самка бореамарорниса. Уцепила за челюсть и резко рванула на себя, разодрав кожу. Расчёт был на то, что неопытное всеядное отступит перед таким агрессивным поведением, но голодный и злой Нагди лапой ударил её по морде. Оглушённая, она уже не могла оказать сопротивление, и клыки с лёгкостью перебили её трахею. После этого самец, оттащив её в кусты, расправился с яйцами и принялся за главное блюдо – труп бореамарорниса. Сегодня он мог наесться до отвала. Февраль, остров Шпицберген. Февраль знаменует собой середину суровой полярной ночи, а вместе с ней – и конец третьей, самой значимой из всех, эволюционной схватки на Шпицбергене. Схватки не между хищниками, но между травоядными. Кому из них суждено стать доминирующим классом растительноядных существ в Кайнозое, заняв нишу вымерших зауроподов и орнитихий? Первому поколению пантотериев или пятому поколению сухопутных кальмаров? Ответ на этот вопрос призван дать наш герой – двух с половиной летний самец сфильтцтерия Нагди. С тех пор, как он пообедал семьёй бореамарорнисов, прошло три недели, и всё это время он сидел на грибно-растительной диете. Хотя для его вида она вполне обычна, в зимние месяцы ему приходилось пастись практически круглые сутки, делая редкие, раз в несколько дней, перерывы на сон и вялые, неуклюжие попытки охотиться. Сегодняшняя его надежда связана с сезоном размножения у прямых конкурентов – сухопутных кальмаров, ценацервов. Правда, добыть их детёныша – задача крайне непростая. Как и все их предки и родственники – головоногие, они заботятся о своём потомстве, более того, к началу Пятой Эры самки, охраняющие свои яйца, перестали к концу срока высиживания становиться уязвимой добычей для хищников. Теперь проблема истощения решена кардинально новым способом, до того для них не характерным: пока мать заботится о будущих детёнышах, отец таскает еду для неё. В этом случае, даже если хищник будет чересчур голодный и отважится напасть, схватка для потомка ортакона вряд ли будет смертельной, какой была для сотен поколений его предков. Это уже не говоря о тех случаях, когда в момент нападения в гнезде находятся и самец, и самка. Шансов в таком случае нет ни у одного охотника, даже у самого крупного сфильтцерия. Нагди, впрочем, несколько дней выслеживал мать-одиночку, и ему это удалось. Из одной из пещерок в холмах никто не выходил уже порядка семидесяти двух часов, с тех пор, как наш герой приметил там головоногую родительницу. Такой длительный срок отсутствия – большая редкость для отца-наутилоидея, больше таких случаев всеядный не наблюдал. Следовательно, сухопутный кальмар вполне мог стать жертвой сородича Нагди или же, бродя по берегу в поисках еды, попасть в пасть к выпрыгнувшей на берег постохимере. А значит, самка уже голодна, да и схватка будет происходить один на один. Съев – в качестве аперитива и дополнительной энергетической подпитки – гриб, наш герой направился прямо к пещере. Вскарабкавшись на уступ, ограждавший её от внешнего мира, пантотерий сразу же столкнулся с сопротивлением: самка, почуяв опасность, вышла из своего импровизированного логова. Нагди, впрочем, сразу же пошёл в атаку. К его удивлению, расправиться с ней оказалось не столь уж просто: удары лап успешно отражались хватательными щупальцами. На тех, конечно, уже виднелись следы крови от когтей сфильтцтерия, но и он пострадал – хватательные крючки на конечностях ценоцерва, как оказалось, вполне могут быть и оружием. Правда, по большей части оборонительным – они ранили не сильно, но вряд ли Нагди было приятно, когда, отцепляя щупальца, разъярённая мать выдирала из него клоки шерсти. И всё же, успех пока был на стороне хищника, успешно теснившего самку вглубь пещеры. Вскоре пантотерий увидел и то, ради чего он затеял это нападение: надёжно укрытые оборванной листвой яйца. И тут же пропустил удар по морде. Брызнула кровь: голова у сфильтцериев не столь сильно покрыта волосяным покровом, как результат – крючок вцепился в кожу. Запах собственного ранения разъярил млекопитающее, и оно повело нападение ещё активнее, чем раньше, зажимая самку в угол. Сказалось преимущество метаболизма: холоднокровная жертва держалась из последних сил, в то время как теплокровный охотник ещё только начал уставать. Победа была уже близка. Но вдруг сзади в него вцепилась ещё одна пара щупалец. Самец ценоцерва вернулся. Теперь зажат оказался сфильтцтерий. И в его хвост уже вцепился клюв новоприбывшего врага. Первая попытка вырваться из двойной хватки оказалась неудачной, а челюсти пришлось раскрывать, чтобы не дать самке атаковать его спереди. Хвост медленно, позвонок за позвонком, скрывался в пасти головоногого. Нагди принял единственно правильное решение: волоча отца мирно лежащих поодаль яиц за собой, приблизился к их матери и вцепился прямо в основание одного из её щупалец. От боли та ослабила схватку, что позволило млекопитающему вырваться из её смертельных объятий и, лишившись приличного количества волос на задних конечностях, избавиться от державшего сзади оппонента и убежать из пещеры, поджав изрядно уменьшившийся в размерах хвост. План его охоты провалился: придётся ещё некоорое время посидеть на грибную диету. А вместе с провалом плана стал ясен и итог третьей эволюционной битвы архипелага Сфильтцберрен. Ставшие «живыми ископаемыми» за мезозой, сухопутные головоногие возвращаются. В своей первой схватке они доказали право на жизнь. Развитое коллективное взаимодействие, существенно поднявшийся за время Четвёртой Эры интеллект, забота о потомстве – эти три фактора стали ключом к их выживанию. А уж коли они выжили и сумели дать отпор новому поколению травоядных – пантотериям, то и с наступлением глобального похолодания в эоцене и появлением сухопутного моста между Евразией и архипелагом продолжат своё победное шествие. Сфильтцтериев же ждёт печальное будушее: они вымрут, когда в метаболизме наутилоидей произойдут коренные изменения, и те, будучи значительно умнее, станут переигрывать этих млекопитающих по всем параметрам. Эволюция на Свароге движется дальше, и в следующем периоде большинству пантотериев места нет. Нашему герою, Нагди, впрочем, суждено выжить и вырасти до рекордных размеров – пяти метров в длину. Такие выводы были сделаны на основе останков его ноги – образца N65658 «Нагди». Он станет самым крупным из найденных когда-либо сфильцтериев. Колесо Времени же движется вперёд, и в следующий раз от горячих схваток Шпицбергена мы снова переместимся на пятьсот тысяч лет вперёд и понаблюдаем за относительно спокойной жизнью Великого Азиатского Плато, последнего убежища гексапод…
ник: Спасибо за главу!
Тайшигун: Ура! Спасибо за новую главу! Очень интересно
Медведь_жив!: ник Тайшигун Спасибо большое!
лагозух:
полная версия страницы