Форум » Цикл "Красное на чёрном" » Глава 40. Мир за Горами. » Ответить
Глава 40. Мир за Горами.
Медведь_жив!: Индийский Конфедерат, Великое Азиатское Плато, 61 млн лет тому назад. Конец мелового периода ознаменовал собой грандиозные геологические перемены в азиатском регионе. Архипелаг Гастотера во главе с Индией столкнулся с Азией на всём её протяжении, породив горы невероятной величины. Огромное кольцо одиннадцатикилометровых вершин, на севере граничащее с Сибирью, омываемое Тетисом на западе, Индийским океаном на юге и Тихим - на востоке, включившее в себя даже Японский архипелаг. Внутри этого уникального образования земная кора поднялась в среднем на пять километров, породив горное плато размером со всю Азию. Благодаря неведомой силе в самом его центре в тропосферу устремилась Лунгма-Рест(ясунск. Лунг`ma-Г`еst), пятнадцатикилометровая вершина Великого Азиатского Плато, которой суждено сыграть ключевую роль в судьбе разумных рас Сварога. Вокруг неё, на десять километров ниже, простирается пустынная равнина, едва начинающая оправляться от катастрофы конца мела. И если на Шпицбергенском архипелаге, месте нашего предыдущего визита, зарождается фауна кардинально новая, то здесь теплится одна из последних искр старой, мезозойской фауны. Гексаподы, за предыдущую эру достигшие своего максимального расцвета, практически вымерли после катаклизма в её конце. И если мантизавры и драконы, с середины юры не ловившие звёзд с небес, пережили его с минимальными потерями – правда, опять же, сохранившись лишь здесь, то тетраптериды, завоевавшие воздушную среду, были попросту сметены с лица Сварога и уничтожены. Выжил лишь один вид – универсал из примитивного отряда астрапоптерид, орлиный баньши Aquillobanshee minimus. Правда, его существование к концу палеоцена тоже подходило к своему логическому завершению. Он породил двух продолжателей династии – молниекрыла-прародителя Fulmenopterix praprocimus и индостанского баньши Banshee indocastrius. Им и их потомкам и суждено возродить славу тетраптерид – по крайней мере, на территории Плато. Ну а в этой главе мы проследим за судьбами представителей этих видов в течение одного года. Октябрь. Над пустынной землёй будущего Индийского конфедерата, наконец, выйдя из-за гор, поднялся Ра. Осветил он совершенно безрадостную картину мира на пять километров выше уровня моря. Здесь практически не было видно никакой жизни. Кроме, пожалуй, микроскопических бактерий и мелкой поросли кустарника, рядом с которой даже никто не пасся. Постапокалипсис, завершившийся на всём Свароге миллионы лет тому назад, здесь только начинал отступление. В речушках, однако, уже плескались рыбы. Это индийская синия, Procimosinia indica, мелкая представительница класса костных рыб. Её предок, прасиния азиатская, Prasinia asiatica, бороздила водные потоки предтеч Инда и Ганга, Янцзы и Хуанхэ на протяжении всей второй половины мезозоя. Но рано или поздно каждый вид уступает место новому, более совершенному. И прасиния не стала исключением: разделившись на манчьжурскую, индийскую и среднеазиатскую синий, пала жертвой позднемелового катаклизма. Её потомки выжили и размножились. Вот только как были они добычей для более крупных существ, так ей остались. Поменялся лишь главный хищник экосистемы. Теперь это самое крупное летающее существо палеоцена, индостанский баньши. Три метра в размахе передних крыльев, метр в размахе задних – если бы не сухопутные мантизавры и водные парарептилии, единственные существа в этой природной зоне, способные убить его, он бы был и самым крупным существом на Плато. Несмотря на это, он сравнительно безобиден. Об этом говорит его гавиалоподобная челюсть – явный признак рыбоядного существа. Ни на одно существо крупнее синии он не нападёт, разве что в случае необходимой самообороны. Другое дело, что на этого воздушного гиганта мало кто нападает. Синии слишком малы для этого, а мантизавры слишком редки. Поэтому середина палеоцена – время благоденствия для этого вида ранних баньшид. Один из них, молодой самец в самом расцвете сил по имени Санкрот, проснувшись от лучей восходящего Ра, начал медленный спуск с горных вершин, в одной из пещер которых он провёл эту ночь. Его взору открылась панорама, не сравнимая ни с чем другим, трагичная и величественная одновременно. Огромное горное плато, простиравшееся до самого горизонта, было пустынно, лишь струились где-то внизу тонкие артерии формировавшихся рек. К самой крупной из них, ещё совсем маленькому Протерогангу, и лежал его путь. Один из многочисленных предтеч гигантской искусственной водной артерии – Вуальгьяганга, что будет создан хомозухами и гекатонхейрами Конфедерации, в раннем палеоцене ещё не производил впечатления полноводнейшей из рек, гиганта, которому нет равных ни на одной из планет Ясуны ни по длине, ни по полноводности. Наоборот, это была вполне заурядная речушка, в своём максимальном разливе едва достигающая семи сотен метров. И, тем не менее, на Великом Азиатском Плато ей практически не было равных уже сейчас. С высоты полёта Санкрота, тем не менее, она казалась не более чем одной из немногочисленых синих ниточек, усеявших безжизненное плато Азии середины палеоцена. Но чем ближе он к ней спускался, тем больше эта ниточка становилась. Спускался он, однако, далеко не быстро. Наоборот, расправив крылья и ловя воздушные потоки, он медленно снижался. Это было обоснованно, прежде всего, тем, что ему категорически не хотелось встречаться с другими тетраптеридами и конкурировать с ними даже не за добычу, а за вакантное место у реки. А заодно можно было рассмотреть, где течение медленнее, и где больше шансов обнаружить синию и поймать её, не поранив морду о камни. Трёхкилометровый спуск с «крыши мира» подошёл к концу лишь через полчаса. Минуя охотничьи угодья других тетраптерид, он неспешно планировал, изредка взмахивая крыльями, вдоль зарослей прибрежных растений, отдалённо напомнивших бы нам камыш Земли. Но это не был камыш. Это была катчсульм протерогангийская, Catchsulm proterogangus, высокое, до двух с половиной метров, растение, выросшее на останках меловой фауны. Фиолетовые «цветки» её ярко выделялись на фоне общей серости ландшафта. Но они, строго говоря, цветками и не были. Это были изменившиеся листья. Катчсульм – папоротник, с помощью ярких листьев научившийся привлекать опылителей. Ими стал особый вид аномалокарисов-пауков, он же комар-оса, Cenoculex pseudovespus. Необычное создание, с виду напоминающее ос, но по происхождению оно является аномалокаридом, да и образ жизни ведёт одиночный. Да и жало у неё «фальшивое». Комар-оса – то ли паразит, то ли опылитель. С одной стороны, этот вид честно выполняет обязанности, на Земле осуществляемые пчелами и их «роднёй», разнося споры папоротников вдоль рек. С другой, это не мешает ему залезать в прообразы ульев и со спокойной совестью красть оттуда протомёд. Комарам-осам не грозят челюсти Санкрота, зато у них есть другая головная боль – молниекрылы-прародители, насекомоядный вид. Мимо одного из их представителей как раз сейчас и пролетел Санкрот, едва не столкнувшись с ним в воздухе. По счастью, Менгуад, молодой самец, успел увернуться благодаря маневренности – отличительной особенности семейства фульменоптериксов. Молниекрылы, как их обычно называют на Свароге, пошли по другому, нежели баньшиды, пути. Они не стали крупными рыболовами, но вместо этого превратились в быстрых и маленьких насекомоядных существ. Впрочем, пока они скорее не насекомоловы, а комароловы. Основной их добычей в долине Протероганга являются комары-осы, достаточно маленькие(не более двух сантиметров в размахе крыльев) и неповоротливые представители своего вида. Вместе с тем, иногда попадаются и более крупные представители бывших аномалокарид. Децимары(Deciculex paleocenica), крупные, до восьми сантиметров в размахе крыльев, кровососы. Они эндемики Великого Азиатского Плато, причём эндемики исчезающие, не способные быть столь крупными в условиях разреженного воздуха. Двигаются они очень медленно, а следовательно, представляют собой лёгкую добычу и вынуждены маскироваться в зарослях катчсульм. Менгуад, однако, довольствуется пока комарами-осами. Он подлетает к очередной группе растений, кружит вокруг и выискивает очередную жертву. Правда, сейчас ему что-то не очень везёт: ценокулексы попрятались, завидев этого для нас маленького – не более чем сорок сантиметров в размахе крыльев, - для них огромного охотника. В этих зарослях ему искать нечего. Он летит дальше. На его пути, прямо на поверхностью воды, молодой самец замечает децимара, крупную особь, в размахе крыльев достигающую девяти сантиметров. Слишком много для него, всего лишь в четыре раза меньше. Резкий взмах крыльями – и аномалокарид сбит с траектории полёта. Ещё удар – и он падает на водную гладь брюхом вверх. Последний спуск – и дальний родственник пауков выброшен на берег. Приземлившись рядом, Менгуад приступил к трапезе. Сегодня у него явно был хороший день. Чего нельзя сказать о Санкроте. Он планировал близко к воде, высматривая всплывших слишком близко к поверхности синий. Вот только получалось это у него не очень хорошо. Раз за разом опуская голову в воду, он так и не сумел правильно рассчитать расстояние от кромки воды до рыбы. То ли синии сегодня попадались слишком юркие и здоровые, то ли у него сегодня был неудачный день. Взгляд тетраптерида периодически направлялся в сторону берега. Хоть он и был рыбоедом, но отнюдь бы не погнушался телом мёртвого мантизавра или яйцами существ, обитавших вдоль берега реки. Эти существа – дальние потомки парарептилий, с предками которых мы уже встречались в далёкой уже середине мезозоя, в юрском периоде. И с тех пор они сильно изменились. Так, кортексараны, эти крупные, достигавшие когда-то в длину более одного метра, «лягушки», немного уменьшились. Их новое поколение – неокортексараны кайнозойские (Neocortexarana cenozoica), достигает в длину «всего-то» тридцати сантиметров. Для нас, человека разумного, такой размер этого земноводного покажется непомерно огромным, но ороговевшая, практически рептилийная кожа неокортексаран позволяет им достигать таких размеров, учитывая то, что конкуренция в середине палеоцена просто отсутствует. Да и нишу эти существа заняли достаточно специфическую. – специализированного охотника на аномалокаридов: комаров, децимаров, изредка встречающихся здесь пауков. Помимо этого, именно они обеспечивают основную звуковую гамму поймы Протероганга. Их кваканье напоминает звучание лягушек с матушки-Земли, вот только оно значительно громче. Из-за него охотиться здесь, ориентируясь на слух, практически невозможно, особенно в брачный период неокортексаран – от середины марта и до начала апреля. Сейчас же, в октябре, они затихли, готовясь к долгой зимней спячке. Периодически они ещё прыгают с место на место, периодически среди зарослей катчсульм выстрелом мелькают их языки, поймавшие комара-осу или децимара, но, в общем и целом, их состояние уже близко к полусну. Чего нельзя сказать об их давних соседях. Это наши старые знакомые, дальние родственники которых, тестудоканцеры, благоденствуют в водах Зов-Чумы. Черепахи. Некогда представленные огромным титанопроганохелисом, они немного измельчали. Наиболее распространённый вид травоядных – полутораметровый, стокилограммовый ценохелис индийский Cenohelis indica, объединяющийся в небольшие, по пять особей, группы без какой-либо иерархии. Основная задача этих групп, которые даже стадом назвать трудно, – создание иллюзии коллективной обороны. Среднестатистический хищник, тот же сухопутный мантизавр, например, при попытке нападения столкнётся с общим сопротивлением, но только из-за того, что каждая черепаха будет бояться прежде всего за свою жизнь, и не упустит возможности укусить пытающегося пробиться к другой потенциальной жертве хищника, а то и отвлечь его на себя. Лучше всего эта тактика работает на водоёмах, когда сухопутные мантизавры не могут обойти группу сзади, по воде, а стоящие в линию черепахи представляют собой достаточно эффективную линию обороны. Поэтому на водопое «ящеры-богомолы» могут считать себя счастливцами, если им удалось найти достаточно крупные заросли катчсульм, чтобы скрыть своё тело, и атаковать оттуда внезапно. Санкрота же ценохелисы так и вовсе не интересуют. Разве что летом, когда откладывают яйца и когда можно поживиться засчёт их гнёзд. Но сейчас детёныши уже вылупились и бродят где-то по просторам Индостана. Поймать их тетраптериду не составляет труда. С убийством, конечно, дела обстоят потяжелее: потомок артродиров может успеть спрятать голову в панцирь, вытаскивание же тела из брони так и вовсе не стоит свеч. Поэтому, заметив очередную группу черепах, пришедших к Протерогангу, баньшид просто пролетел мимо. В это время его единственная цель – синии, охота на которых продолжается. В очередной раз резко спикировав, Санкрот в очередной же раз промахнулся. Кончиками зубов ему удалось подцепить рыбу, но та всё-таки ускользнула, уйдя в глубину, оставляя за собой кровавый след. Следующая оставила «на память» часть хвостового плавника. Третья так и вовсе, уплывая, нанесла удар по морде. Тетраптерид, зашипев от такого неожиданно болезненного удара, едва не упал в воду, но всё же удержался. Отлетел от центра реки к берегу, приземлился. Недолго передохнув и отряхнувшись, вновь поднялся на крыло и продолжил охоту. День определённо обещал быть долгим. Как и весь следующий год. Санкроту предстояло пережить свою первую зиму без матери, первый брачный сезон и первое лето без родительской опеки и уютной семейной пещеры, где он всегда мог спрятаться от жары. В очередной раз потерпев неудачу и высунув голову из воды, индостанский баньши почувствовал, как подул холодный ветер. Это означало только одно: зима была близко. Январь. Несмотря на то, что Индостан находится близко к экватору, здесь, на высоте пяти километров, зимой холодно. А учитывая то, что большинство видов живут здесь ещё с тёплых мезозойских дней, минус десять градусов – изотерма января – превращаются в катастрофически низкую температуру. К тому же, на зиму здесь выпадает большая часть годовой нормы осадков. Как следствие, Индия в это время года завалена снегом. Со стороны, конечно, смотрится, по меньшей мере, красиво. Бескрайняя белая пустыня, яркими отблесками снежинок светящаяся благодаря высокогорному яркому, но не согревающему Ра. Ни одного признака растения или животного на километры вокруг, словно сама природа позаботилась о создании этой холодной, безжизненной красоты. И всё же, фауна и флора здесь иногда попадаются. Катчсульм уже не видно: прибрежные заросли исчезли с замерзанием Протероганга. А вот её голосеменные кузены, наоборот, становятся лишь заметнее, небольшими рощицами, представляющими собой местные оазисы в это время года, возвышаясь над Индостанской пустошью. Это хвойные, оказавшиеся во внезапном выигрыше после мелового вымирания. Грандиозные геологические перемены, произошедшие в Азиатском регионе, позволили им получить преимущество над цветковыми. Прежде всего, потому что к холоду их тонкие иглы куда лучше приспособлены, нежели крупные листья покрытосеменных. И сейчас на Великом Плато доминирует один из видов – первое кайнозойское хвойное, палеохвмель Paleochvmelis cenoacus, самый молодой вид из существующих здесь, возраст его не превышает полутора миллионов лет. Это некрупное, достигающее метра восьмидесяти сантиметров растение с маленькими ветвями, далёкими от тех «лап», которыми будут щеголять дальние родственники палеохвмеля в сибирской тайге через шестьдесят миллионов лет. В зарослях этого растения своё временное убежише черепахи. Правда, это уже другой вид. курмахелис титанический, Kurmahelis titanica – пожалуй, самый крупный вид черепах на Плато. От более мелкого вида, ценохелиса, его отличают прежде всего размеры. До двух с половиной метров в длину, до двухсот пятидесяти килограммов веса. Взрослые существа этого вида здесь, на Плато, практически неуязвимы. У них есть лишь два соперника – редко встречающаяся и практически мифологическая гигантская раджачервяга Rajatritonus vermamorphus и мантизавр Шивы Shivamantisaurus major. Да и те нападают на него отнюдь не от хорошей жизни. К тому же, одолеть курмахелиса крайне тяжело. Его сильно выпуклый панцирь, представляющий собой практически идеальную полусферу, не оставляет никаких шансов забраться на него. Единственная проблема – голова у этой черепахи слишком велика и не может влезть внутрь. Как следствие, раджачервяга при атаке из воды вполне может обеспечить себя пищей надолго. Правда, стоит ей замешкаться, как тут же придётся сражаться против мощного хвоста, вполне способного вывести из строя даже самых крупных хищников. И всё же, главный враг этого титана Великого Азиатского Плато – температурно-климатические условия, ставшие проблемой для всех местных жителей. Зима, жестокий убийца, вновь объявилась на Свароге в кайнозое. И вновь начала собирать кровавую жатву. Те, кто мог скрыться – скрылись в своих норах. Даже молниекрылы впали в состояние анабиоза, спрятавшись в горных пещерах Индии. А вот Санкрот так не смог. Баньшиды, ввиду как невозможности накопления жира из-за не слишком обильной добычи и летом, так и метаболизма, не позволяющего ни впасть в анабиоз, ни хотя бы в его более мягкую форму – спячку, вынуждены бороздить ещё более пустынное небо над ещё более пустынными просторами Великого Плато. Своё внимание они переключают на падаль, временно принимая функции эдаких «стервятников». У нашего героя пока это получается из рук вон плохо – рядом с трупами он всегда оказывается последним и очень редко получает даже объедки с общего стола. Ему помогает лишь более длинная, чем у многих индостанских баньши, челюсть, с помощью которой ему удаётся иногда добраться до лакомых кусочков, затаившихся в панцире черепахи. Но такой успех – большая редкость. И сейчас он летит с мордой, даже не испачканной в крови: настолько сильно была обглодана предыдущая черепаха, когда он прибыл на место пиршества. Под крыльями тетраптерида – Протероганг, остановившаяся река. Её поверхность покрыта льдом, и шанса порыбачить у Санкрота пока нет. Ему остаётся только продолжать свой путь и пытаться найти хоть какую-то пищу. К его несчастью, рядом нет ни рощиц палеохвмеля, ни стад древних черепах, кочующих от одного скопления деревьев к другому. Нет даже шивамантизавров – самых крупных здешних хищников, над которыми можно было бы лететь в ожидании, пока те найдут добычу. Лишь замёрзшая пустошь. Спустя час медленного планирующего полёта Санкрот замечает маленькое синее пятнышко. Прорубь, место концентрации самой разной добычи: от черепах, идущих на водопой, до синий. Синии, как и баньши, также бодрствуют зимой. В их крови за эти миллионы лет эволюции появилось некое подобие антифриза, аналогичное таковому у антарктических нототениевых старушки-Земли. К тому же, пища у них по-прежнему есть. Это потомки вендобионтов, маленькие пресноводные рачки индоэдиакары Indoediacaris minor, в длину достигающие всего-то трёх сантиметров, зато живущие скоплениями по несколько десятков, а то и сотен особей. Внешне они не сильно отличаются от рачков-анчоусов, своих океанских собратьев, разве что, как уже говорилось выше, немного поменьше в размерах. И именно на них во многом строится подводная экосистема палеоцена Великого Азиатского Плато. Да и не только подводная. Если синия, увлёкшаяся погоней за индоэдиакарами, приблизится слишком близко к проруби, то у неё есть шанс, пусть и очень маленький, попасться в зубы одному из двух неспящих хищников Плато. И Санкрот решил этой возможностью воспользоваться. Спикировав к проруби, он приземлился на самом её краю и замер, взглядываясь в воду. Рыбы, конечно, тут не было, но тетраптерид умел терпеть. В конце концов, пара лишних голодных часов по сравнению с несколькими голодными днями ничего не решала. Однако когда промелькнула первая рыба, он даже среагировать толком не успел. После этого, поняв свою ошибку, приблизил челюсть к воде, едва касаясь поверхности концом челюсти, дабы уменьшить время атаки на добычу. Со второй синией ему повезло больше: удалось поранить её, зацепив зубами. Однако пара капель крови не могла насытить Санкрота. Он продолжил свою рыбалку на льду. Спустя ещё пару десятков проплывших мимо потенциальных жертв тетраптерид решил пойти на риск: погрузил в воду всю челюсть, ожидая, пока добыча проплывёт мимо, чтобы схватить её со стопроцентной гарантией. Ждать, правда, пришлось около часа. Когда же ему всё-таки удалось поймать рыбу, сзади послышались чьи-то быстрые шаги. Не успев даже как следует зафиксировать синию у себя во рту, Санкрот был вынужден резко подняться на крыло. Чья-то челюсть едва не схватила его за ноги, но, взмахнув пару раз крыльями, тетраптерид оторвался от неведомого хищника. Ещё пара взмахов – и он уже на комфортной для себя высоте. Посмотрев вниз, дабы проверить обстановку, увидел шивамантизавра, крупного самца, шипевшего ему вслед. Охота на льду закончилась безуспешно. Поймав воздушный поток, баньши продолжил свой путь, всё ближе подлетая к гигантским горным вершинам – «кольцу Плато». Добычи всё не попадалось, а Ра уже скрылся за горизонтом. Санкрот уже было направился в свою пещеру-логово, как вдруг внизу заметил маленькое тёмное пятнышко. Спустившись пониже, увидел, что это был труп. Кому-то сегодня не повезло больше, чем нашему герою. И не просто кому-то, а такому же тетраптериду. Оглядевшись и проверив, нет ли поблизости других падальщиков или хищников, индостанский баньши приземлился рядом с телом сородича и принялся за поедание. Сегодня он насытится. Зима на Свароге была суровым временем, в ходе которого многим живым существам приходилось приспосабливаться к новым условиям, и иногда заниматься столь непривычным занятием, как каннибализм. Однако Санкроту было всё равно: он был жив, сыт и не испытывал жажды, вдоволь испив после ужина воды из ещё одной проруби Протероганга. Тем не менее, это был далеко не конец его борьбы в течение этого года. Впереди его ждало ещё несколько испытаний. И следующее из них должно было наступить ещё через три месяца.
Ответов - 3
Медведь_жив!: Апрель. Это испытание было ничем иным, как брачным периодом у всех животных на Великом Азиатском Плато, наступившим, как только сошли снега, и вода мелкими ручейками устремилась в Протероганг. Потепление вызвало пробуждение всей жизни на Плато и, прежде всего, маленьких родичей Санкрота – молниекрылов-прародителей. В частности, второго героя этой главы, Менгуада. Этот молодой самец прямо-таки излучает энергию, летая вдоль в будущем великой реки в поисках своей пары. Он находит её в зарослях палеохвмеля. Находит, поскольку самки фульменоптериксов в этот период приманивают самцов особыми трелями, слышными на достаточно далёком расстоянии. И нашему герою суждено было услышать песню этой самки первой. Залетев в рощицу, он без особых проблем заметил потенциальную партнёршу. Сев на ту же ветку, что и она, принялся исполнять свою особую мелодию. У каждого самца молниекрыла она различается и постоянно дополняется в течение жизни. От сложности исполнения и количества разнообразных музыкальных приёмов и зависит вероятность успеха у самки. Менгуад в этом вопросе ещё не очень опытен, но, видимо, и самка ему попалась не очень требовательная. К тому же, его быстрый отклик на её зов избавил самца от возможных конкурентов. И хотя в первые несколько исполнений она ему отказывала, пытаясь начать поиск новой кандидатуры, он не отступал. И в итоге партнёрша была вынуждена выбрать этого не особо талантливого, но настойчивого исполнителя. Пропев трель согласия, она резко взлетела в воздух. Менгуад последовал за ней, немного не поспевая – всё же, для него это был первый такого рода ритуал в жизни. Поднявшись на пару десятков метров над рощицей, партнёрша внезапно изменила траекторию на горизонтальную и, проделав несколько «бочек» в воздухе, принялась кружить вокруг самца. Тот, на подсознательном уровне осознав, что от него ждут какого-то трюка, проделал каскад «мёртвая петля – бочка – мёртвая петля». И так они проделали несколько раз, прежде чем самка окончательно убедилась, что в этом самце хорошие гены. Убедившись, дала сигнал следовать за ней. Пропев что-то в ответ, Менгуад вместе со своей партнёршей направился в горные пещеры, в традиционное для этого вида место спаривания. И это было не последнее его совокупление за этот день. Молодой самец избрал идеальную тактику: быть не лучшим, но первым. На всех порах мчаться к самке, издававшей первую свою трель. Быстрым напором покорять, а при малейшем признаке появления более мастеровитых конкурентов – ретироваться, не вступая в длительные схватки. И это, следует признаться, действительно работало. За этот день Менгуад получил право претендовать на титул настоящего Дон Жуана животного мира. Чего не скажешь о Санкроте. Ритуалы его родичей грубее своих аналогов у их маневренных собратьев. Нет той лёгкости и артистичности. Здесь всё строится на силе. К тому же, индостанские баньши – более редкий вид, нежели молниекрылы. Самка, издающая зов, редко остаётся одна. Около неё сразу же появляются как минимум два самца, немедленно вступающих друг с другом в схватку. Сражения их нередко оканчиваются кровопролитием, после которого проигравший порой погибает. Это жестоко, но эволюция требует отбора лучших, дабы в случае глобальной катастрофы тетраптериды продолжили своё существование, а не вымерли, что чуть не случилось в конце мезозоя, когда увлёкшиеся самосовершенствованием высшие представители летающих гексапод исчезли с лица планеты, а неспециализированные родственники колоссов-тетрорнитохейров выжили. Универсалы всегда выживали. И индостанские баньши должны были это подтверждать самим фактом своего существования, как и их предки, баньши орлиные. Правда, у нашего экземпляра это, во всяком случае, в вопросах, касающихся продолжения рода, пока получалось плохо. Когда он прилетал на звуки голоса самки, та уже была, что называется, занята, либо желавших оказывалось слишком много, чтобы тетраптерид мог рассчитывать, что до него, последнего, дошла очередь. Он продолжал поиск. И вот, наконец, удача повернулась к нему лицом. С одной из скал послышался брачный зов: баньши, в отличие от молниекрылов, предпочитали искать друг друга не в пойме Протероганга, где проводили большую часть дня, а «не отходя от кассы» - в местах ночного отдыха и зимнего убежища, горных пещерах Плато. Ответив самке, Санкрот начал набирать скорость, чаще взмахивая крыльями, дабы успеть подняться на нужную высоту раньше других самцов: так он хотя бы будет иметь преимущество в виде атаки сверху, да и все конкуренты будут у него, как на ладони. Расчёт, однако, не оправдался: стоило ему взлететь на нужную высоту и приземлиться на уступ, с которого кричала самка, как из-за скалы появился ещё один желающий спариться и неожиданно атаковал нашего героя. Завязалась воздушная битва. Сброшенный со своего плацдарма, Санкрот еле успел вовремя вновь распахнуть крылья, дабы не разбиться о камни. Ему это удалось, не в последнюю очередь благодаря дополнительной паре крыльев, уменьшивших угол набирания высоты, сделав пике более мягким, а взлёт - более резким. Тем не менее, помогло ему это слабо: соперник продолжил атаку, видимо, желая закрепить свой успех и лишний раз покрасоваться перед самкой. Санкрот вынужден был начать петлять в воздухе, дабы увернуться от его укусов. Удары лапами пока не применялись: они находились практически на одной высоте, проигравший начало сражения тетраптерид даже пытался подняться выше, но конкурент его не отпускал, даже учитывая то, что наш самец увёл его достаточно далеко от скалы, где была самка, и продолжал уводить ещё дальше. Спустя пять минут полёта нападавший усилил прессинг, и Санкрот был вынужден начать хоть какие-то оборонительные действия. К тому же, его план по заманиванию соперника удался. Резко развернувшись, он развернулся к нему лицом и пошёл на таран. Противник не успел среагировать, и баньши вцепился ему в левое плечо, пытаясь при этом лапами попасть по туловищу. Это ему не удалось, более того, эту часть борьбы он проиграл, и спустя пару секунд уже ему в грудь вцепились когти, и его крыло ныло от боли, причинённой зубами другого гексапода. Осознав, что дальнейшее продолжение схватки бесполезно, Санкрот резко оттолкнул соперника и в пикирующем полёте устремился вниз, сложив переднюю пару крыльев у себя за спиной, руля лишь задней. Расстояние до поверхности Плато стремительно снижалось, к тому же, внизу показались грибные заросли, единственные, помимо палеохвмеля, крупные фотосинтезирующие организмы Индии. Противник отстал достаточно быстро, не став преследовать Санкрота, а включившись в борьбу за самку: пока он отгонял одного соперника, около её утёса собрались ещё несколько желающих продолжить свой род. Наш же тетраптерид, аккуратно распрямив крылья, изменил траекторию движения. Теперь он уже не просто падал вниз камнем, а медленно планировал, приближаясь к Протерогангу. Синий ручеёк вскоре превратился в крупную реку времени традиционного весеннего разлива. И на этот раз Санкрот был твёрдо намерен взять от неё хоть что-нибудь. Только теперь рыбачить на берегу не особенно-то хотелось. Поэтому он вновь вернулся к своей традиционной методике: захвату пищи челюстями. Но пища изменилась. Теперь он направился к ближайшим зарослям катчсульм. В это время года отсюда раздавалась настоящая какофония: неокортексараны старались, привлекая своих самок. Инстинкты подсказывали тетраптериду, что это был хороший повод для внезапной атаки. Правда, в этой конкретном прибрежном скоплении растительности обитали внимательные «лягушки», и, казалось, перспектив у тетраптерида никаких нет: вся его добыча спрыгнула в воду. Вот только отсутствие одной потеницальной пищи обеспечило присутствие другой: обеспокоенные таким внезапным оживлением и желанием большого количества парарептилий уйти как можно глубже, на поверхность поднялись синии, причём в этот раз – целым косяком. Санкрот не замедлил этим воспользоваться: он и так уже летал практически у поверхности, а тут стоило только опуститься, и добыча была уже в когтях. Почти зависнув над группой рыб, он резко спикировал и схватил одну из них необычным для себя способом: лапами. Боясь, однако, что она выскользнет, он, не став изощряться и ловить других челюстями, направился на берег. Подлетев, резко бросил синию на землю и, приземлившись рядом с уже мало того что пронзённой когтями, так ещё и разбившейся от падения добычей, проглотил свою «закуску». В охоте ему сегодня повезло, чего не скажешь о делах любовных. Но самым главным было то, что он остался жив в тяжелейшей схватке со своим соперником. Смеркалось. Ра скрылся за «кольцом Плато», а в уединённой пещере зализывал свои раны самец тетраптерида. Самое тяжёлое испытание за этот год у него было ещё впереди. Июль. Этим испытанием была летняя жара. С этим убийцей мы уже сталкивались, и не раз. Это настоящий бич южного полушария Сварога, да и экваториальный пояс северного в лице Индии тоже страдает от него. Температура повышается в среднем до + 30 E, как следствие – всё вокруг увядает. Протероганг обмелел.Заросли катчсульм, в начале весны зелёные, сейчас по большей части засохли: папоротникам от жары хуже всего. Иголки на деревьях палеохвмеля немного пожелтели, но хвойное резкий температурный скачок пережило в целом лучше своего спорового собрата. И этим вновь заслужило статус оазиса. Во всяком случае, черепахи, каким-то чудом уцелевшие этой холодной зимой, могли «отключить» свою внутреннюю «печку». Артродиры Плато, в отличие от своих южноамериканских собратьев, просто были вынуждены стать теплокровными. Правда, теплокровными лишь частично, наподобие ранних видов пеликосфенов. И летом наступило время вновь начать зависеть в температуре своего тела от окружающей среды и обеспечить себе три месяца относительного спокойствия в столь же относительной тени хвойных растений. Чем курмахелис и ценохелис в данный момент и занимались. Теплокровные же животные вынуждены страдать. И мантизавры, и тетраптериды, «отцы и дети», ставшие в ходе эволюции непримиримыми соперниками, изнывают от жары. Хуже всего то, что им, в отличие от черепах, необходимо ещё и питаться едва ли не каждый день. Множество гибнет от усталости и недоедания. И всё же, хуже всего даже не им, а речным обитателям. И без того не являвшийся самой крупной рекой Сварога Протероганг обмелел, превратившись в, по сути, естественную могилу для всех своих обитателей. Лучше всего, конечно, было раджачервягам. Эти существа привыкли, если что, уходить не просто под воду, а под землю, что большинство из них, и без того незаметных, и сделали, скрывшись на дне наиболее полноводных частей реки и начав формировать вокруг себя кокон из ила, дабы переждать, пока солнце станет более щадяшим. А вот синии и неокортексараны были вынуждены пытаться выжить в заболоченных лужах, отделившихся от главной реки Плато. Везло тем немногим, которые жили вдоль основного русла Протероганга, худо-бедно, но снабжавшегося водой со склонов Лунгма-Реста. Да и оно превратилось в ручеёк по сравнению с тем, чем было весной. Рыба часто плавала у самой поверхности, а парарептилии лишились своего укрытия в зарослях иссохшей катчсульм. Начались дни наслаждения для всех тетраптерид Индостана. Да и не только для них: такого рода добычей во время природной вакханалии не брезговали и мантизавры. Наше внимание, однако, пока приковано не к ним, а к молниекрылу Менгуаду, летящему над рекой и периодически спускающемуся вниз, с невиданной лёгкостью и быстротой захватывая добычу. Правда, этой самой добычи со временем становится всё меньше, причём для всех хищников: децимары и комары-осы этот период проводят в состоянии анабиоза, немногие выжившие после всеобщего пиршества в июне синии, повинуясь природному инстинкту, доплыли до Великой Горы, на десять километров возвышающейся над поверхностью Плато и на пятнадцать – над уровнем моря. Там. в относительно глубоководных заводях, они и останутся до начала похолодания в конце сентября. Неокортексараны, чьи убежища были разрушены жарой, вынуждены были мигрировать вглубь суши. Являясь парарептилиями, а не амфибиями, эти «лягушки» оказались способными к жизни в рощицах псевдовхмеля. Многие же из тех, кто остался на берегах реки, стали пищей для летающих и сухопутных хищников, к которым вслед за изобилием пришёл великий голод. И от этого голода они начинают пытаться искать новые пути для выживания. Менгуад, например, решил освоить профессию яйцекрада. И нельзя сказать, что совсем уж безуспешно. Мантизавры, к своему несчастью, слишком беспечно прикрывают свои гнёзда всего-то парой принесённых откуда-то веточек, а сами отправляются на охоту. И всё бы было хорошо, ведь рядом с будущими детёнышами постоянно находится один из родителей. Но иногда тот, кто уходит за добычей, не возвращается, умирая от голода или от ранений, полученных в схватке с крупной добычей – курмахелисом, либо же с другим шивамантизавром за эту самую добычу. В итоге остаётся только один партнёр, который тоже рискует от недостатка добычи попросту умереть, и сам выходит на охоту, спасая свою жизнь, но подвергая будущих детёнышей серьёзнейшей опасности, бросая их, по сути, на произвол судьбы. Именно такое «брошенное» гнездо и заметил Менгуад, когда летел вдоль Протероганга. Осмотрев местность и не заметив рядом тех, кто мог охранять яйца, спикировал и принялся медленно, но верно, клювом оттаскивать ветки в сторону. Шивамантизавров рядом до сих пор не было. Избавившись от преград и ещё раз убедившись в собственной безопасности, тетраптерид принялся за поедание. Яиц было немного – десять штук, но каждое из них было достаточно крупным, и требовало секунд тридцати на опустошение скорлупы. И хорошо бы было, если бы молниекрыл-прародитель ограничился одним-двумя. Но нет – будучи голодным, он принялся за поедание всех будущих детёнышей богомолоящера. Аккуратно, методично он вскрывал яйца и поглощал всё, что было внутри. И это было его главной ошибкой. Будучи неопытным, он нарушил главное правило расхитителей гнёзд – делать своё дело быстро и смотреть по сторонам. Увлёкшись поеданием и не смотря по сторонам, слишком уж долго Менгуад находился на одном месте, и скоро за это поплатился. Он опустошил половину кладки, как вдруг услышал, что прямо над ним послышались чьи-то шаги. Попытался подняться на крыло, но безуспешно. Раздалось шипение, и чья-то лапа одним мощным ударом перебила ему хребет. Это был наш старый знакомый, самец мантизавра, едва не убивший Санкрота полгода тому назад. Он вернулся с охоты без добычи, зато нашёл таковую прямо у себя в гнезде. Чуть ли не мгновенно убив фульменоптерикса, он принялся за поедание жертвы. Запах крови, в это время года – столь желанный, распространился на километры вокруг, и некоторые падальщики были им привлечены. Правда, видя, что есть уже особо нечего, сразу же улетали. Сражаться один на один с крупным самцом мантизавра, к тому же, получившим энергетическую подпитку, не желал никто. Это было бы просто самоубийством. Был, однако, один тетраптерид, который оказался готов пойти на это самоубийство. Санкрот к этому моменту находился в отчаянии. Перебитое крыло не давало возможности полноценно и эффективно охотиться. Он ничего не ел уже несколько дней. И в таком положении вступить в схватку с насытившимся гексаподом было бы по меньшей мере неразумно, но индостанские баньши обладали ещё слишком маленьким мозгом, чтобы осознавать это. Тем более, что Санкрот шёл, по сути, в свою последнюю битву. На кон было поставлено всё. Либо это будет его последняя охота и он умрёт, либо эта схватка станет финалом жизни шивамантизавра, а заодно – пятерых его ещё не рождёных детёнышей. Конечно, для них было не важно, кто окажется выше в пищевой цепи. Один хотел защитить яйца, другой – просто насытиться. И эта битва уже началась. Тетраптерид пикировал с огромной скоростью, так же, как и три месяца тому назад, во время схватки за самку. Ситуация была схожа: решался вопрос его жизни и смерти. Ради этого стоило сложить крылья за спиной и, может быть, даже разбиться, промахнувшись по цели. Во всяком случае, баньшиду было всё равно. Единственный выбор, стоявший перед ним, был таков: «Сейчас или никогда» . Первая атака оказалась успешной. Еле успев развернуть крылья и выставить вперёд лапы, он ударил когтями шивамантизавру, увлёкшемуся поеданием молниекрыла, в бок. Удар был чудовищной силы, но, к несчастью тетраптерида, когти его не были приспособлены для захвата или удержания настолько крупной жертвы. Поэтому, даже пробив кожу и заставив соперника взреветь, индостанскому баньши не удалось убить его. Не сумев продолжить свой первоначальный успех, он был отброшен к берегу реки. Богомолоящер устремился в атаку на своего эволюционного кузена и, не давая тому опомниться, резко ударил лапой, сломав Санкроту кость крыла, которое тот после падения пытался прижать к телу. Тетраптерида спасло, несомненно, строение туловища. Для птерозавра такая рана была бы, быть может, и несмертельной, но убийственной: он бы просто не смог передвигаться и превратился бы в живой труп, который только добить надо было. А вот баньшид по манере походки больше напоминал птиц, правда, с немного непропорциональным телом, гораздо более длинным из-за второй пары крыльев. Тем не менее, для него повреждение крыла не было столь уж фатальным.Он твёрдо стоял на ногах прямо напротив мантизавра, расправив несломанное переднее крыло и заднюю пару. Так он казался куда внушительнее и устращающе по габаритам. Вкупе со звучным шипением это определённо давало ему шанс уцелеть: гексапод-соперник просто не решался атаковать, видя перед собой такое «крупное» существо. Они вертелись в смертносной карусели, кружа вокруг друг друга, периодически ускоряясь, дабы попытаться получить шанс атаковать соперника сбоку. Мантизавр периодически совершал набеги с целью ухватить врага за крыло, но постоянно получал в ответ когтем по морде. Тетраптерид так и вовсе блефовал: он уже понял, что эта добыча была ему явно не по зубам, и хорошо бы было просто унести отсюда ноги и, по возможности, крылья. Но это не представлялось возможным. Улететь он уже не мог, а разворачиваться к сопернику спиной было бы самоубийством. Спустя минут десять он решил прибегнуть к единственно возможной тактике. Издав особенно громкий крик, немного оглушивший гексапода, бросился прямо на него. Подпрыгнул, метя когтями в глаза и… Почувствовал, как хрустит ребро. Лапа шивамантизавра отшвырнула его на мелководье. Даже своим, ещё толком не развитым, умом Санкрот понял: это конец. Шивамантизавр уже навис над ним с твёрдым намерением разбить голову мощнейшим ударом, как вдруг, совершенно внезапно, прямо из-за спины индостанского баньши выбросилось из воды огромное змееподобное существо, длиной около четырёх метров. Это была раджачервяга, сон которой соперники невольно потревожили. Она одной своей атакой полностью изменила ход схватки. Схватив мантизавра за голову, потянула его в сторону глубины, едва не раздавив при этом лежавшего на пути баньшида. Тот, поняв, что ему тут больше делать нечего, встал и, ковыляя, направился к гнезду гексапода. Схватив в зубы одно из яиц, устало побрёл подальше от места схватки, из которой он вышел победителем. Пусть и засчёт раджачервяги, сломавшей череп и уже поедавшей его соперника, но победителем. Был ли это счастливый конец сегодняшнего дня для него? Нет. Он, казалось, был обречён. Его борьба продолжится. Выживет ли он? Мы не знаем. Во всяком случае, покидая Плато, мы оставляем его живым. Побитым, измученным, усталым, но живым. И сегодня для него это неплохой – не лучший, но вполне удовлетворительный – день. Он сыт, а сердце его бьётся, неся вперёд, к новым жизненным испытанием – или гибели от лап ещё одного шивамантизавра. Мы вынуждены оставить его и надеяться, что он проживёт долгую жизнь на этом полном опасностей доисторическом Великом Азиатском Плато. В следующий раз тахитрон отправит нас вперёд ещё на полмиллиона лет, в страну льдов и лесов – Антарктиду, где сохранилась самая причудливая и реликтовая фауна кайнозоя Сварога. Фауна, где соседствуют синапсиды, млекопитающие и динозавры. И это будет достойное завершение нашего путешествия по палеоцену Сварога! Бестиарий Индостанский баньши(Banshee Indocastrius) Отряд:Баньши (Banshida ) Семейство:Истинные баньши (Banshidae) Вид: Индостанский баньши(Banshee Indocastrius) Это история о немногих видах тетраптериксов кайнозоя. Вернее, о подсемействе баньши. Это молодое подсемейство мелких горных тетраптериксов конца мела. Постепенно тетраптериксы становились всё крупнее и всё сильнее давили на птерозавров, грифонов птиц и волансоканид(Volanocanidae). Лишь несколько видов были относительно мелкими – молодой отряд баньши. Они обитали в горах. После метеорита осталось лишь это подсемейство. На Индостанском плато обитал орлиный баньши. Его потомком и стал Индостанский баньши. Это рыбоядный тетраптерикс с длинной шеей и гавиалоподобной головой. В размахе передних крыльев достигает 3, в размахе задних крыльев – 1 м. Весит до 22 кг. Ловит рыбу, присев на бережок речки и опуская морду. Индостанский баньши имеет самую развитую нервную систему из всех гексапод начала палеоцена. Объём мозга достигает 500 куб.см, что сопоставимо с мозгом австралозуха. Индостанский баньши – самый крупный из баньши – не опускается ниже отметки в 4700 м над уровнем моря. Его не зря прозвали в честь шотландского духа Ужаса. Крик этого тетраптерикса на рассвете обозначает возвращение опасного времени для всех жителей Индостанского плато. Брачный сезон длится два месяца – с марта по апрель. Самка откладывает яйца в пещерах плато, в июне. Детёныши развиваются 5 месяцев, затем вылупляются. Через 4 года они пускаются в самостоятельную жизнь, ещё через 1 год достигают половозрелости. Продолжительность жизни – 35-40 лет.
ник: Спасибо!
Медведь_жив!: ник Вам спасибо, что не оставляете проект без внимания!
полная версия страницы